может быть, займешь место одного из любимцев сибарита. Я сейчас дам тебе шарф. Лозунг…
— Слушайте! — крикнул, прерывая его, бернардинец. — Забава сейчас начнется. Если вы будете стоять так далеко, то ничего не увидите. Хорошо, если бы дьявол направил рога быка в сердце этой проклятой собаки за тот страх, который она нагнала на меня вчера на диспуте.
Но оставим этих достойных друзей пробираться вперед, чтобы лучше видеть бой, и возвратимся на арену. Друид в это время не оставался бездеятельным. Никогда еще столь пылкий боец не проявлял более нетерпения при звуках военной трубы, чем это храброе животное, когда оно заслышало рев быка. Его ярость не имела границ, и Блунт должен был взять его на руки, чтобы помешать ему броситься на врага раньше времени.
Кровь текла из многочисленных ран Друида, один глаз его был выбит, голова распухла, в общем, храброе животное имело очень печальный вид. Но ни раны, ни утомление не поколебали его мужества.
На все вопросы окружавших Блунт отвечал упорным молчанием, пока наконец виконт Жуаез не заметил, что, по его мнению, собака не может долго драться в таком состоянии и должна будет скоро уступить.
Презрительная улыбка скользнула по губам англичанина.
— Я хотел бы быть так же уверен в моей свободе, как я уверен в стойкости Друида. Он чистой крови. Отвечаю жизнью (если моя жизнь мне еще принадлежит), что, если Друид схватит быка, ничто уже не заставит его выпустить. Вы можете разрубить его на куски от хвоста до челюстей, но, пока у него останутся зубы, он не разожмет их.
Шумный хохот раздался со всех сторон в ответ на эти хвастливые слова.
В это время к Блунту подъехал Генрих III в сопровождении Кричтона.
— Твоя собака в очень печальном положении, — сказал он англичанину сострадательным тоном. — Может ли она драться?
— Я в этом уверен, государь, — отвечал Блунт.
— Ты хвастался ее мужеством, — продолжал Генрих. — Если она победит, ты получишь полное прощение, если она будет побеждена, ты умрешь.
— Я доволен, — сказал англичанин.
Монарх и его свита направились прямо к быку и разместились шагах в десяти от бешеного животного, тщетно старавшегося оборвать веревку, которой оно было привязано к столбу. Вдруг бык остановился неподвижно, захрапел и опустил голову вниз так, что его широкий лоб почти коснулся песка арены.
В ту же минуту зрители увидели, как из рядов вышел человек с собакой на руках. Как и его противник, собака перестала рычать. Было что-то страшное во внезапном молчании этих двух диких животных, за минуту до того еще наполнявших арену рычанием и ревом.
Подойдя к быку, Блунт положил свою ношу на землю.
— На него! — крикнул он. — Дело идет о чести твоей родины.
Но Друид не тронулся с места.
— Как! — вскричал Блунт с гневом. — Неужели твоя храбрость исчезла с тех пор, как я привел тебя в эту подлую страну? А! Нет! — продолжал он, изменяя тон. — Меня надо бранить, а не тебя!
С этими словами он два или три раза ударил рука об руку и испустил особенный, пронзительный крик.
Раздраженный этим звуком, бык слегка приподнял голову. В ту же минуту Друид, выжидавший только удобного случая, яростно бросился на быка и вонзил свои зубы в толстую кожу над глазами противника. С ревом боли и бешенства раненое животное напрасно старалось избавиться от врага, то пригибая голову к земле, то вскидывая ее вверх. Все его усилия были тщетны. Израненный, истекающий кровью, разбитый бульдог не разжимал челюстей.
Зрители были в восторге. Генрих III смеялся до слез. Генрих Бурбон, стоявший по правую сторону от короля, также, видимо, наслаждался зрелищем.
— Клянусь моей погремушкой! — вскричал Шико, появившись рядом с монархом, — вот истинно королевское препровождение времени! Отличный финал для рыцарского турнира. Фарс после трагедии, кошачья музыка после свадьбы вдовы. А ведь этому огромному рогачу, — прибавил он, бросая лукавый взгляд на Генриха Наваррского, — кажется, пока приходится плохо.
— Радуйся, негодяй, — отвечал Бурбон, сам смеясь от всего сердца. — Милости просим.
— Я тоже из гордых бульдогов, — сказал Шико. — Раз укусил и уже больше не выпущу.
Шумные крики послышались в эту минуту среди зрителей.
Бык предпринял отчаянное усилие и сбросил бульдога, хотя и лишился при этом большого куска кожи. Собака была подброшена на большую высоту, но при падении, к счастью, избежала подставленных рогов. Однако она так тяжело упала на землю, что немалая часть зрителей думала, что она уже не поднимется. Казалось, это мнение должно было оправдаться, так как бык согнул колени и упал на Друида, прежде чем тот смог приподняться, стараясь задавить его массой своего громадного туловища. В эту критическую минуту снова раздался голос англичанина, ободрявшего своего несчастного товарища.
— О! Друид! О! — крикнул он. — Шевелись, или колени этой твари раздавят тебя, как червя! Клянусь Святым Дунстаном, я едва могу удержать мою руку. Поднимайся же, товарищ, или мы оба пропали.
Генрих III был не менее взволнован.
— Mordieu! — вскричал он. — Эта храбрая собака будет убита, и я потеряю животное, которое было бы моим верным спутником. Я с ума сошел, приказав устроить этот бой.
— Не лучше ли, кум, велеть быку пощадить врага, — сказал Шико, появляясь по левую сторону короля. — Благородное животное, вероятно, послушается ваших указаний и оставит собаку в живых… Ай! Эта дрянная собака уступает.
— Это ложь! Она и не думает уступать! — вскричал Кричтон, также стоявший слева от короля и смотревший на бой с живым участием. — Разве ты не видишь, что бешеное животное в своей слепой ярости вонзило рога в землю, а не в тело бульдога? Смотри, Друид борется со своим страшным противником, как Тифон со скалами Юпитера, как Геркулес с Критским быком. Вот он освободился… А! Отлично! Отлично! Вперед, храброе животное, вперед! Вонзи свои клыки в ноздри своего врага. Вот так! Так! Теперь держись, пока враг не упадет от истощения. Победа за тобой. Клянусь Святым Андреем, — прибавил он с жаром, — я скорее сам нападу на быка, чем дам погибнуть этой благородной собаке!
— Ваша помощь — излишняя, — заметил Жуаез, радостное оживление которого, возникшее в минуту тяжелого положения собаки, сошло на нет, когда бой принял новый оборот. — Я боюсь, что проиграл пари так же, как и мою лошадь.
— Конечно, это неизбежно, если вы поставили на быка, — сказал, смеясь, шотландец. — Видите! Он шатается и уже являет все признаки слабости.
— Ну, в этом я с вами не согласен, мой милый, — сказал король. — Мне кажется, бык собирается с силами. Помните, что он вырос не в хлеву, а на воле.
Друид, как догадался уже, видимо, читатель, успел вцепиться клыками в ноздри быка, и таковы были его сила и тяжесть, что в течение некоторого времени он не давал противнику приподняться. Но быку удалось наконец вскочить на ноги, и он, беснуясь от боли, стал снова использовать все средства, какие только подсказывала ему надежда избавиться от неукротимого врага. Утомленный этими бесполезными попытками, он вдруг стал сравнительно спокоен, что и было принято Кричтоном за усталость, хотя на самом деле, как думал король, бык готовился к новой схватке.
— Святой Иаков, за Англию! — вскричал Блунт, так же ошибавшийся, как и Кричтон. — Победа за нами. Еще несколько минут, и борьба окончена. Ура!
Но спустя минуту лицо англичанина вытянулось, и с него исчезла торжествующая улыбка. Он заметил свою ошибку. Бык возобновил борьбу с яростью, показывавшей, что силы его не иссякли, и с ревом начал бросаться во все стороны, потрясая столб, к которому он был привязан, взрывая ногами песок арены.
— Рога дьявола! — вскричал Шико. — Как интересно видеть прыжки милого животного и как приятно слушать его музыку. Клянусь небом, он танцует лучше самого шевалье Кричтона.
— Он прочно привязан? — спросил Кричтона король, с беспокойством заметивший, с какой силой
