натягивает бык удерживающую его веревку.
— Не опасайтесь ничего, государь, — отвечал шотландец, выступая вперед и становясь перед королем. — Я встану между вами и опасностью.
— Благодарю вас! — улыбнулся Генрих. — Припоминая ваши подвиги, в зверинце, которые стоили мне немного дорого — жизни моего прекрасного льва, я не могу усомниться в вашем искусстве борьбы с животными меньшей силы. Под вашей защитой я буду так же спокоен, как за стеной крепости.
— Виват! — вскричал Жуаез, — бык выигрывает.
— И теленок, — прибавил Шико.
Не успел он произнести это слово, как раздавшиеся со всех сторон рукоплескания мгновенно прекратились и послышались крики ужаса и отчаяния. Друид был снова подброшен в воздух, но бык, вместо того чтобы ждать, пока он упадет на землю, и растоптать его, сделал отчаянный прыжок с такой силой, что толстая веревка, которой он был привязан к столбу, лопнула.
Освободившись таким образом, бык с бешенством помчался по арене. Первое препятствие, встреченное им, был Блунт, которого он опрокинул и, не останавливаясь, чтобы добить его, бросился по направлению к королю.
— Король! Король! — раздались тысячи испуганных возгласов. — Спасите короля!
Но это казалось невозможным. Прежде чем могло быть брошено копье или пущена пуля, бык должен был уже достичь места, занимаемого монархом, и смерть Генриха III казалась неизбежной, если бы железная рука не стала между ним и грозящей ему опасностью. Эта рука была рукой Кричтона, который, не колеблясь, бросился на бешеное животное и, схватив его за рога с нечеловеческой силой, остановил на бегу.
Среди шума и криков раздался твердый голос шотландца, кричавшего:
— Пусть никто не трогается с места, я один закончу его укрощение.
Толпа людей, бросившаяся было на помощь Кричтону, остановилась.
Усилия быка были отчаянны, но бесплодны. Он не мог ни освободиться, ни двинуться вперед. В это мгновение шотландец от защиты перешел к нападению и, призвав на помощь всю силу своих мускулов, заставил отступить своего противника. 'Пора кончать эту борьбу', — подумал он, держа правой рукой рога быка, а левой нащупывая рукоятку кинжала.
Он обернулся и взглянул на короля. Окруженный блестящими алебардами стражи, Генрих чувствовал себя вне опасности и был совершенно спокоен.
— Pollicem verto! — вскричал Шико. — Позволь ему покончить с быком.
Согласие короля было тотчас же дано, и не прошло минуты, как бык, смертельно раненный ловким ударом в шею, упал на арену. Гром рукоплесканий приветствовал победителя.
— Шевалье Кричтон, — сказал король, подъезжая к шотландцу, — я обязан вам жизнью. Ни один Валуа не был еще неблагодарным. Просите у меня, чего хотите.
— Государь, — сказал с улыбкой Кричтон, снимая шлем и вытирая лоб, покрытый пылью и потом, — мои просьбы не истощат нашей казны. Я прошу только сохранить жизнь этого человека, — продолжал он, указывая на Блунта, который стоял, скрестив руки, и с убитым видом смотрел по очереди то на труп быка, то на Друида, который был оглушен падением и с трудом полз к его ногам.
— Его жизнь принадлежит вам, — отвечал король.
— Ваше величество, вероятно, не захочет разлучать верную собаку с ее господином, — продолжал шотландец.
— Как вам угодно, — вздохнул монарх. — Я не могу отказать вам.
Кричтон опустился на колени и поднес к губам руку Генриха.
— Мои тысячу пистолей, Сен-Люк, — сказал Жуаез с торжествующим видом.
— Они не выиграны, — отвечал Сен-Люк. — Я сошлюсь на д'Эпернона.
— В этой партии — ничья, — отвечал барон, — и на будущее я советую вам обоим ставить на правую руку шотландца против быка или бульдога.
НАГРАДА
На арену вышли два сержанта стражи с лошадью и, привязав к ней веревками труп быка, поспешно его выволокли.
Затем герольд, одетый в роскошный камзол, покрытый лилиями Франции, приблизился к королю и, почтительно склонившись перед ним, попросил от имени королевы турнира позволения прекратить состязание. Получив это позволение, герольд в сопровождении двух трубачей направился к павильонам и, сняв щиты рыцарей, отдал щит Кричтона оруженосцу.
Когда это было сделано, судьи турнира под предводительством Монжуа сошли со своей трибуны и торжественно приблизились к большой галерее, куда были введены с соблюдением соответствующих церемоний.
В это время Кричтон молча и неподвижно стоял на арене, неописуемое волнение бушевало в его груди. Шумные звуки труб разжигали его пыл, и хотя он уже достаточно проявил свою силу и храбрость, тем не менее он горел желанием отличиться еще более. Кричтон охотно еще раз переломил бы копье в честь прекрасных глаз той, которую он любил.
'Что была бы за жизнь, — говорил он про себя, — без честолюбия, без славы, без любви? Рабство без надежды — долгая пытка'. Я не мог бы перенести ее тяжести. Моя жизнь будет отсчитываться днями, а не годами, у меня часы будут играть роль дней, минуты — часов. Я хочу наполнить каждую минуту живой деятельностью, насколько это возможно, я не хочу останавливаться, прежде чем судьба не наденет навсегда узду на мой пыл. Я уважаю старость, но не мечтаю о ее почестях, я лучше умру покрытым славой, чем сгорбленным под тяжестью лет. Если же я должен умереть сию минуту, то я уже довольно пожил. И если мне удастся освободить ту, о которой мне запрещено и мечтать, но для которой всегда будет биться мое сердце, если я буду в состоянии избавить от плена этого благородного короля Наваррского и спасти от грозящей ему опасности этого непостоянного, но великодушного сластолюбца, короля Франции, тогда пусть этот день будет моим последним днем'.
При этих мыслях лицо шотландца — вернее, зеркало его чувств — приобрело легкий оттенок печали. Генриху III, внимательно за ним следившему, пришла в голову, под влиянием заполнившей его ревности, мысль, что он открыл тайну его души.
'Неблагоразумно было бы довериться ему, — подумал король. — Его страсть сильнее его верности'.
— Шевалье Кричтон, — прибавил он вслух насмешливым тоном, — пока вы сочиняете вашу будущую оду или обдумываете тезис для защиты, мы, прочие смертные, менее вас философы и поэты, думаем только о скором появлении королевы турнира, которая должна будет присудить победителю высшую награду. У нас есть некоторые идеи относительно того, кому она будет присуждена. Сопровождайте нас к трибуне. Мы такие приверженцы этикета, что не можем пренебрегать формальностями, предписанными в таких случаях, особенно когда королева нашего турнира — самая прекрасная дама, которая когда-либо награждала храбрость, а победитель — самый храбрый рыцарь, который когда-либо получал награду из прекрасных рук!
После этого напыщенного комплимента Генрих медленно направился к павильону и, сойдя с лошади, сел на предназначенное для него кресло, поместив по правую сторону Генриха Наваррского.
Кричтон остался стоять на первой ступени лестницы.
В эту минуту со стороны большой галереи раздались звуки труб и гобоев.
Арена была поспешно очищена, солдаты выстроились шпалерой, и показалась группа прекрасных всадниц, красота которых была не менее опасна, чем оружие рыцарей.
Во главе этой кавалькады ехали три красавицы, изумительные по своей красоте, но в то же время столь различные между собой, что восхищение зрителей разделилось между ними, и никто не мог решить, кому следует отдать пальму первенства.
В тонких и изящных чертах, нежном цвете лица и прекрасных голубых глазах дамы ехавшей впереди
