Том 3. Орлеанская дева. Эпические произведения

Тебя не спас я… О! пусть будет этот стыд
Мирительной уплатою за все,
Что сотворил тебе в обиду
Отец твой… так решили звезды;
Я возмечтал до неба вознестися —
И было мне, в урок смиренья, небом
Ниспослано сыноубийство».

II

Так сетовал Рустем во тьме ночной,
И все вожди и все вельможи,
С ним вместе сетуя, сидели
Кругом его, забывши о вечерней
Трапезе. Их Рустем
Не замечал; он мертвыми очами
На сына мертвого глядел
И, роковую стиснув
В руках повязку, так
Ей говорил: «Ты, золотая,
Холодная, коварная змея!
Ты сокровенностью своею,
Как жалом смерти ядовитым,
И сыну грудь пронзила
И грудь отцу разорвала.
О! если бы для нашего спасенья
Ты вовремя сама разорвалася
И выпала передо мною
Из-под одежды роковой!
Зачем, зачем так осторожно
Тебя таил он на груди?
Зачем и ты сама ему
Так крепко обнимала грудь?
Увы! зачем и я с такою
Неумолимостью отвергнул
Его горячие молитвы?
Зачем я так безжалостно покинул
Мою жену и вести никакой
Ни о себе ей не давал,
Ни от нее иметь не мыслил?
О! для чего она сама
С такой упорностью таила
Рожденье сына от меня?
А ты, мой конь, мой верный Гром!
Ты первая всему причина:
Зачем меня ты спящего оставил,
И в руки туркам отдался,
И тем дорогу указал мне
К погибельному Семенгаму?
Когда б туда я не входил —
Я никому не даровал бы,
Ни у кого б не отнял жизни.
Ах! конь мой, конь мой, в черный день
Меня понес ты на охоту —
В добычу нам досталася Беда.
Теперь твоя окончилася служба;
Отныне ты меня не понесешь
Ни на веселую охоту полевую,
Ни на кровавую охоту боевую».

III

Так сетовал во тьме ночной Рустем.
Настало утро. Сам тогда
Явился шах. Рустему
Хотел сказать он слово утешенья,
Чтоб свой отказ жестокий оправдать;
Но было холодней мороза
Его бесчувственное слово.
«Зачем, — он говорил, — ты здесь,
Ирана пехлеван великий,
Лежишь в пыли и сокрушенью
Такому душу предаешь?
Мы никакою нашей силой —
Хотя б могли с подошвы гору сдвинуть
Или шатер небесный повалить
На землю — не воротим
Ни одного ушедшего с земли.
За нашей жизнью — дичью легконогой —
Гоняется охотник смерть;
Проворна жизнь, но смерть проворней;
Она ее догонит наконец:
Последний час всегда врасплох нас ловит.
Я сам издалека́ дивился
Его великой силе,
Его плечам широким,
Его могучим членам
И исполинской красоте;
И думал я: не уроженец
Турана этот богатырь;
В нем кровь царей. Но мог ли кто из нас
Подумать и во сне,
Чтоб был он сын Рустема,
Судьбой назначенный погибнуть
В Иране от руки отца?