Поднялся и командир эскадрильи. Медаль «За победу над Германией» одиноко висела на его груди.
— Советую, майор, забыть эту философию, — проговорил он твердо, — Должен сказать вам…
— Можешь не продолжать, — перебил Сливко. — Не проявляю, в общем, интереса к опыту других, не рассказываю, в частности, о своем. Это мне, собственно говоря, уже сообщали. Что еще?
— Одно из двух. Или честная, в меру своих сил, работа или пенсия.
Сливко дернулся.
— Почему плохо летают летчики вашего звена? — продолжал Истомин, глядя на майора в упор.
— Рожденный ползать, летать не может. «Ну, нет! — думал я. — Мы можем летать».
Я, по совету Истомина, стал обращать больше внимания на теорию, читал специальную литературу, делал выписки. После получения задания, как и прежде, залезал в кабину и мысленно проделывал те упражнения, какие нужно будет выполнить в воздухе, старался найти самый правильный вариант.
Вот и сейчас, получив задание, я проверил стрелковое и бомбардировочное вооружение, техническое состояние авиабомб, потом вычертил глиссаду пикирования, сделал расчеты бомбометания.
В воздухе рассыпалась ракета.
— От винта! — командую я.
Шипит сжатый воздух в цилиндрах двигателя, пищит вибратор, самолет вздрагивает, встряхивается, как огромная птица. С острой кромки крыла срываются капли росы, и вот уже винт чертит в воздухе серебряный круг.
Я выбрасываю руки в стороны. Это сигнал Мокрушину, чтобы отнимал от колес колодки.
Умственная гимнастика не прошла бесследно. Бомбил и стрелял я в этот день хорошо.
С какой радостью докладывал я командиру эскадрильи о выполнении задания!
— Ну что ж, Простин, теперь я вижу, что из вас может получиться охотник-снайпер, — спокойно сказал Истомин. — Со временем включим вас в группу.
Как я был благодарен Истомину! Мне хотелось пожать ему руку, поблагодарить за ободрение.
— Когда же это произойдет?
Я все теребил ремешок планшета, и он оборвался.
— Ну, если вам некуда девать силу, придется поторопиться, — улыбнулся Истомин. — А то вы все обмундирование попортите! В общем, через полгодика мы вернемся к этому разговору. Продолжайте совершенствоваться, все зависит от вас.
— Есть продолжать совершенствоваться!
В тот же день я пробрался в стрелковый класс и с завистью смотрел, как молодые снайперы работали на стрелковом тренажере. Тренажер этот находился в стадии освоения, заниматься на нем пока разрешали только снайперам.
Окна в классе были завешены одеялами, стоял полумрак. В широкой кабине тренажера, напоминающей кабину летчика, сидел снайпер. На небольшом возвышении сзади кабины за пультом управления расположился руководитель тренажа — капитан Кобадзе.
На летчике — шлемофон, на руководителе — наушники. Переговариваются они между собой, как подобает в воздухе, — по радио.
Руководитель тренажа говорил:
— Летчик Приходько, вас наводят на самолет противника. Определите его тип, согласно этому подготовьте прицел к работе и ведите огонь на уничтожение. Учтите, в боекомплекте у вас осталось всего сорок снарядов.
— Понял, — ответил летчик.
Кобадзе включил тумблер. На большом экране, натянутом перед кабиной летчика, появился маленький серебристый силуэт самолета противника.
— Вижу одну «Канберру», — доложил Приходько.
Вот он устанавливает прицел согласно размеру истребителя, посылает вперед сектор газа, то есть как бы увеличивает скорость, и самолет на экране начинает расти в размерах — приближаться.
С помощью рулей, установленных в кабине, летчик направляет «свой самолет» в сторону противника. Он должен поймать «Канберру» в сетку прицела. Летчик нажимает на гашетку управления огнем. Слышатся щелчки, имитирующие стрельбу. На экране возникают красные точки в тех местах, куда попадают «снаряды».
— Молодец, Семен! — кричат снайперы, видя, что красные точки появляются на силуэте самолета.
— Прошу не шуметь, — говорит капитан. Он внимательно следит за действиями Приходько. Над прицелом имеется отражатель, с помощью которого руководитель видит фактическое прицеливание летчика. Специальные приборы на пульте показывают, правильно ли летчик произвел прицеливание.
И вдруг красные точки вышли из цели, они уже мелькают сбоку самолета. Эх, конец смазал! А вот и совсем прекратились щелчки — боекомплект расстрелян. Спустя секунду остановилась и цель. Руководитель нажал кнопку на пульте, и самолет стал уменьшаться до первоначального размера.
Кобадзе объявил:
— Летчик Приходько цель поразил. Но сбил ли он ее, неизвестно. Основная ошибка Приходько: ему не удалось удержать приближающийся самолет в прицеле до конца стрельбы. Следующим будет стрелять лейтенант Пахомов.
С лавки поднялся долговязый летчик, пошел к тренажеру. Приходько вылез из кабины.
Мне хотелось встать и громко объявить всем, что меня тоже скоро включат в группу снайперов и я буду заниматься с ними. «Какое мальчишество!» — думал я. Но сказать очень хотелось, и я едва-едва не похвастался.
На соседнем самолете пробовали мотор, и я приоткрыл рот, чтобы ослабить звуковое давление на уши.
Мотор перестал рычать, «закашлялся» и остановился. Щелкнул замок кабины, послышался глухой стук сапог о плоскость. Механик срывающимся баском стал докладывать кому-то, называя его инженер- майором.
«Уж не Одинцов ли?»
— Не знаю, готов ли самолет к боевому вылету, и вам не верю, — зазвучал сдержанный глуховатый голос Одинцова. — Сколько оборотов сбрасывает мотор на левое магнето?
Молчание.
— Не знаете график пробы мотора. А как вы остановили машину? Вот что, товарищ сержант, позовите-ка Осипова.
Механик побежал разыскивать старшего техника. Я пошел навстречу:
— Какими судьбами, Аркадий Яковлевич! Мы пожали друг другу руки.
— Вот, отремонтировал свои шасси, — инженер хлопнул себя по коленям и добро улыбнулся. — Я буквально на два часа, — сказал он доверительно. — Вызывают в корпус — интересуются моей работой над прибором.
Я знал по рассказам Люси, как Одинцов воевал в госпитале с врачами, которые не разрешали ему много работать. Он не раз нарушал госпитальный режим, уходил в сад, работал после отбоя. Я все больше проникался к инженеру симпатией.
— А-а-а, — протянул Одинцов, увидев механика, которого он только что отчитал, и старшего техника Осипова. — Вот и коллеги мои. Извините, лейтенант, очень надо поговорить с ними.
Я вернулся к самолету. Мне был слышен разговор.
— Почему на стоянках нет щитов с основными положениями по инженерно-авиационной службе? — спросил Одинцов у Осипова. — Ага, делаете. Решили обновить. Кстати, кто делает?
— Начал один из ПАРМа, но уехал в командировку. Теперь Мокрушину поручили — дело ему знакомое.
— Надо поторапливаться, Осипов. Авиаторы теперь с темна до темна на аэродроме. Некоторые
