Всех их, питьем и едой веселящихся, там вы найдете». Было немедля мое повеленье исполнено ими. Но Еврилох, вопреки мне, хотел удержать их; он смело, Голос возвысив, товарищам бросил крылатое слово: «Стойте; куда вы, безумцы? За ним по следам вы хотите В дом чародейки опасной идти? Но она превратит вас Всех иль в свиней, иль в шершавых волков, иль в лесных густогривых Львов, чтоб ее стерегли вы жилище; там с вами случится То ж, что случилось в пещере циклопа, куда безрассудно Наши товарищи следом за дерзким вошли Одиссеем. Он, необузданный, был их погибели жалкой виною». Так говорил Еврилох, и меня побуждало уж сердце Меч длинноострый схватить и его обнаженною медью Голову с плеч непокорного сбросить на землю, хотя он Был мне и родственник близкий; но спутники все, удержавши Руку мою, обратили ко мне миротворное слово: «Если желаешь, божественный, пусть Еврилох остается У моря здесь с кораблем и его сторожит неусыпно; Мы же пойдем за тобою в святую обитель Цирцеи». Всех их от моря повел я, корабль наш покинув на бреге; Но Еврилох не остался один с кораблем и за нами Следом пошел, приведенный моими угрозами в трепет. Тою порой остальные товарищи в доме Цирцеи Баней себя освежили; душистым натершись елеем, В легкий хитон и косматую мантию каждый облекся. Я, возвратясь, их нашел за роскошной трапезой сидящих. Свидясь с друзьями и все рассказав о случившемся с ними, Громко они зарыдали, их воплем весь дом огласился. Близко ко мне подошедши, богиня Цирцея сказала: «Царь Одиссей, многохитростный муж, Лаэртид благородный, Все вы свою укротите печаль и от слез воздержитесь; Знаю довольно я, что́ на водах многорыбного моря, Что́ на земле от свирепых людей претерпели вы, — горе Бросив теперь, наслаждайтесь питьем и едою, покуда В вашей груди не родится то мужество снова, с которым Некогда в путь вы пустились, расставшись с отчизною милой, С вашей суровой Итакою. Ныне в бессилии робком, Все помышляя о странствии бедственном, сердце веселью Вы затворяете, — были велики страдания ваши». Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем. С тех пор вседневно, в теченье мы целого года Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались. Но когда наконец обращеньем времен совершен был Круг годовой, миновалися месяцы, дни пролетели, Спутники все приступили ко мне с убедительной речью: «Время, несчастный, тебе о возврате в Итаку подумать, Если угодно богам, чтоб спаслись мы, чтоб мог ты увидеть Светло-богатый свой дом, и отчизну, и милых домашних». Так мне сказали, и я покорился им мужеским сердцем. Весело весь мы тот день до вечернего позднего мрака Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались. Солнце тем временем село, и тьма наступила ночная. Спутники все предались в потемневших палатах покою. Я ж, возвратяся к Цирцее, с ней рядом на ложе роскошном Лег, и колена ее обхватил, и богине, склонившей Слух свой ко мне со вниманием, бросил крылатое слово: «О Цирцея, исполни свое обещанье в отчизну Нас возвратить; сокрушается сердце по ней; в сокрушенье Спутники все приступают ко мне и мою раздирают Душу (когда ты бываешь отсутственна) жалобным плачем». Так говорил я, и так, отвечая, сказала богиня: «О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный, В доме своем я тебя поневоле держать не желаю. Прежде, однако, ты должен, с пути уклоняся, проникнуть В область Аида, где властвует страшная с ним Персефона. Душу пророка, слепца, обладавшего разумом зорким, Душу Тиресия фивского должно тебе вопросить там. Разум ему сохранен Персефоной и мертвому; в аде Он лишь с умом; все другие безумными тенями веют». Так говорила богиня; во мне растерзалося сердце; Горько заплакал я, сидя на ложе; мне стала противна Жизнь, и на солнечный свет поглядеть не хотел я, и долго Рвался, и долго, простершись на ложе, рыдал безутешно. Но напоследок, богине ответствуя, так я сказал ей: «Кто ж, о Цирцея, на этом пути провожатым мне будет? В аде еще не бывал с кораблем ни один земнородный». Так вопросил я богиню, и так мне она отвечала: «О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный, Верь, кораблю твоему провожатый найдется; об этом Ты не заботься; но, мачту поставив и парус поднявши, Смело плыви; твой корабль передам я Борею; когда же Ты, Океан в корабле поперек переплывши, достигнешь Низкого брега, где дико растет Персефонин широкий Лес из ракит, свой теряющих плод, и из тополей черных, Вздвинув на брег, под которым шумит Океан водовратный, Черный корабль свой, вступи ты в Аидову мглистую область. Быстро бежит там Пирифлегетон в Ахероново лоно Вместе с Коцитом, великою ветвию Стикса; утес там Виден, и обе под ним многошумно сливаются реки. Слушай теперь и о том, что скажу, не забудь: под утесом Выкопав яму глубокую, в локоть один шириной и длиною, Три соверши возлияния мертвым, всех вместе призвав их: Первое смесью медвяной, другое вином благовонным, Третье водою и, все пересыпав мукою ячменной, Дай обещанье безжизненно-веющим теням усопших: В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву Им принести и в зажженный костер драгоценностей много Бросить, Тиресия ж более прочих уважить, особо Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши.
