Мика и Сальваторе, недовольные тем, что их рано разбудили, сидели за обеденным столом и с трудом пытались донести до рта ложки с кашей, которой их пичкала мать. Чрезвычайно важный Пепе, прислонив свой верный мушкет к стулу, ждал, когда очередь дойдет и до него. Обычно сначала кормили деда, и тот факт, что Лаура отступила от традиционного ритуала, выдавал ее волнение. Не в силах вынести тревогу, мучавшую ее с вечера, синьора Капелляро захныкала:
– Ты думаешь, Аттилио, что Марио сможет забыть связывающие вас кровные узы и расстрелять тебя из страха перед Лючано Криппа?
Пепе издал какой-то звук вроде лошадиного ржания и сказал:
– Веничьо – кретин! Он и пальцем не посмеет пошевелить. А если он намеревается принять участие в убийстве твоего мужа, Лаура, то он будет иметь дело со мной! Я не могу допустить, чтобы Веничьо отравляли мне существование до конца моих дней! Дай мне мой суп, малышка, и перестань поливать его слезами.
Не отвечая, Лаура бросилась к детям и порывисто прижала испуганных Мику и Сальваторе к своей груди.
– Бедные сиротки! Что с вами станет без папочки?
Едва сдерживая слезы, Аттилио слабо возразил:
– Подожди еще немного, Лаура…
Оставив детей, синьора Капелляро выпрямилась и, как вдова Гектора у трупа своего супруга, поклялась, что никогда больше не выйдет замуж, дабы сохранить верность памяти любимого мужа. Это торжественное обещание особо утешило Аттилио, и он проворчал:
– Вместо того, чтобы болтать глупости, лучше достань мне чистую рубашку и подогрей воду.
Она вытаращила глаза:
– Зачем?
– Чтобы помыться, вот зачем! Уж если я умру, по крайней мере меня похоронят чистым.
Лаура побледнела. Бурное воображение итальянки уже рисовало ей церемонию погребения Аттилио, в ее мозгу проносились картины одна мрачнее другой. Сальваторе вернул ее в мир реальности, заметив, что уже пора в школу, а полдник еще не готов. Лаура молча протянула им по куску черствого хлеба. Мальчик скорчил гримасу:
– Это все?
– Да, это все, несчастные мои херувимчики… Нужно приучать вас к бедности. Кто знает, может потом вы будете счастливы, когда чья-то милосердная рука подаст вам кусок хлеба!
Малыши ничего не поняли из этой тирады, но отец сказал:
– Ты не должна так говорить, Лаура, ты лишаешь меня мужества, а оно мне, без сомнения, понадобится.
Сальваторе нетерпеливо подгонял старшую сестру:
– Мика, ты идешь? Мы опоздаем.
Они кинулись к дверям, но отец задержал их на полдороге.
– Детки мои, обнимите меня покрепче… так крепко, как сможете.
Выполняя эту странную, по их мнению, просьбу, дети чуть не задушили его в объятиях, приплясывая от нетерпения. Преодолевая волнение, Капелляро торжественно произнес последние слова, обращенные к детям. Ему хотелось, чтобы они на всю жизнь сохранили воспоминание об этом.
– Слушайтесь маму. А когда вырастите, помните, что ваш отец пал за свободу.
Если бы речь шла не о нем самом, Капелляро не удержался бы от аплодисментов. Малыши, менее чувствительные к отцовскому красноречию, ринулись к дверям, но на пороге столкнулись с входящим в дом карабинером. Увидев Джузеппе, Лаура закричала:
– Вы пришли его арестовать?
– Нет.
– Спасибо, святая Маргарита!
Карабинер поставил свое ружье, с которым никогда не расставался, у двери и сказал:
– Осторожно, Пепе, лучше это не трогать.
Старик презрительно скривился:
– На кой черт мне твое ружье? У меня свое есть.
И он снова уткнулся в тарелку с супом. Аттилио не мог понять, чем вызван утренний визит Джузеппе Гарджулло.
– Что случилось, Джузеппе?
– Я по поводу дона Лючано.
– Он хочет, чтобы ты меня арестовал?
– Я не подчиняюсь синьору Криппа.
– Тогда что?
– Он мертв.
У Лауры непроизвольно вырвалось:
– Слава Богу!
И Пепе, не отрываясь от супа, подтвердил:
– Одним мерзавцем меньше… это всегда приятно!
Аттилио, и не мечтавший о такой удаче, убирающей с его дороги самого опасного врага, поинтересовался:
– От чего он умер?
– Вот тут-то и начинаются неприятности, Аттилио.
– Неприятности? Почему?
– Потому что его убили.
От удивления они не могли произнести ни слова. Карабинер же продолжал:
– Он лежал на тропинке у своего дома. Ты должен пойти туда со мной, Аттилио: пока что для меня и для всех остальных ты все еще. являешься мэром Страмолетто.
– Ты уверен, что это убийство?
– Не думаю, что он сам себе проломил череп, да еще сзади. На мой взгляд, тот, кто его ударил, обладает большой силой. Где Джанни?
– Он работает рядом, на лестнице.
– Подходите оба к телу, а я пойду известить остальных и предупредить кюре. Я могу на тебя положиться?
– Конечно.
Уже стоя в дверях, Джузеппе сказал:
– Виргилий мне рассказал о том, что здесь произошло вчера вечером.
Довольный Капелляро радостно подтвердил:
– Теперь ты понимаешь, какую услугу мне оказал тот, кто нанес удар по башке Криппа?
– Да, такую услугу, что в убийстве могут заподозрить тебя.
На обратном пути карабинер встретил вдову Мариуччу Марини, направляющуюся к дому Криппа. Он сообщил ей о смерти дона Лючано и послал предупредить падре, булочника и трактирщика. Преисполненная гордости за такое ответственное поручение, вдова спешно удалилась.
Марио Веничьо, Бергасси, Венацца и Виргилий подстерегали карабинера у его дома. Марио вышел ему навстречу.
– Мы тебя ждем уже полчаса!
– Что вам надо?
– Впусти нас и все узнаешь.
Войдя, Веничьо сразу приступил к делу:
– Виргилий уже рассказал тебе вчерашнюю историю с доном Лючано. Сегодня приедут полицейские из Фоджи, и мы не хотим отвечать за чужие грехи. Пойми, мы не против лично Аттилио, но дело есть дело, так? Нас он не послушает, он упрям, как ишак. Ты должен сказать ему, чтобы он перестал валять дурака и отдал мне мой шарф мэра.
