– Вчера вечером Джанни сказал мне, что мой отец хочет расстрелять его отца и что в такой ситуации между нами все кончено. Он ушел, не захотев целоваться с дочерью убийцы!
Это объяснение потонуло в водопаде девичьих слез.
Падре нашел всю компанию у трупа Лючано Криппа, лицо которого было прикрыто платком. Они расступились перед священником. Тот опустился на колени и начал читать поминальную молитву. Сняв шляпы и картузы, остальные присоединили свои голоса к голосу падре. Закончив, кюре Страмолетто поднялся с колен и обратился к карабинеру:
– Наверное, надо перенести тело в дом?
– Конечно.
– Я думаю, мне следует пойти раньше вас, чтобы подготовить бедняжку Сильвану?
Кто-то обронил:
– У меня такое впечатление, что она не станет слишком горевать.
Кюре строго поглядел на присутствующих:
– Я не хочу знать, кто это сказал, но ему должно быть стыдно. Надеюсь, он покается в этом на исповеди в субботу. Лючано Криппа был, безусловно, сложный человек и не слишком ревностный христианин, но это не причина…
– Чтобы его убить?
Дон Фаусто озадаченно замолчал. Затем, осознав смысл брошенной фразы, переспросил:
– Что ты сказал, Виргилий?
В ответ сапожник опустился на колени перед трупом:
– Смотрите.
Он осторожно повернул голову умершего и показал ужасную рану. Кюре закрыл глаза:
– Боже мой! – затем строго: – Кто это сделал?
Все опустили глаза. Священник настаивал:
– Кто?
Ему ответил карабинер:
– Трудно сказать, падре. У него было столько врагов…
– Может быть, Джузеппе, но не хотите ли вы сказать, что в Страмолетто столько убийц? Я надеюсь, что нет.
Виргилий закричал:
– Карабинер заодно с убийцей, падре!
– Как ты смеешь!
– Да это бросается в глаза. Он говорит, что невозможно найти того, кто нанес удар.
– Ну и что?
– Тот, кто убил дона Лючано, – один из тех, кого он собирался выдать полицейским, которые приезжают сегодня из Фоджи.
– Полицейские из Фоджи?
Карабинер пересказал падре все, что усопший сообщил им вчера. Дон Фаусто покачал головой:
– Да простит меня Господь, но это действительно был злой человек!
Виргилий разозлился:
– Вы не имеете права так говорить, падре! Дон Лючано был патриотом, и мы отомстим за него. И тот, кто его убил, заплатит за преступление своей жизнью. А убийца – это Капелляро или де Беллис, или Бонакки!
Трактирщик вцепился в горло сапожнику. После недолгого колебания остальные бросились их разнимать, что оказалось не так-то просто, так как де Беллис никак не хотел выпустить из рук свою жертву.
– Отпустите меня! Я его прикончу!
Виргилий с трудом переводил дыхание. Он растирал шею, плача от ярости и страха. Когда, наконец, он смог говорить, то накинулся с упреками на своих друзей:
– Почему вы его не поколотили?
Марио сухо ответил:
– Потому что ты нас утомил, Сандрино, понял? Ты обвиняешь, не имея доказательств, и к тому же у нас есть дела поважнее, чем забивать себе голову поисками типа, который свел счеты с негодяем Лючано. Все Страмолетто будет счастливо от него избавиться!
– Он был прав… Предатели! Подождите, вот приедут полицейские, я им все расскажу!
Карабинер спокойно посоветовал:
– На твоем месте, Виргилий, я бы осторожнее выбирал выражения, ведь если убийца здесь, как ты говоришь, ему не очень приятно тебя слушать… смотри, как бы он тебя не отправил к твоему дружку Криппа.
Виргилий застонал от ужаса:
– Вы слышали, падре? Вы слышали? Они хотят и меня тоже убить!
Дон Фаусто рассердился:
– Довольно! Непристойно ломать комедию перед трупом! Вы сошли с ума, если можете угрожать друг другу в то время, когда война уже стучится в наши двери!
Возвращенные к своим реальным заботам, они смолкли.
– Дети мои, оставьте ваш гнев. Джузеппе займется поисками преступника, а мы отнесем это бренное тело туда, где оно будет покоиться в ожидании своего места на кладбище, – к нему домой.
Вдова Марини открыла дверь траурному кортежу.
– Вы предупредили синьору, Мариучча?
– Да, падре. Она оделась в черное.
– Куда его положить?
– В его комнату.
Дон Фаусто сложил руки мертвеца на груди и в который раз отмстил, что тс, кого Бог призвал к себе, освобожденные от земных страстей и тревог, приобретают отпечаток необыкновенного спокойствия и безмятежности.
Сильвана вышла в тот момент, когда мужчины, положив свою ношу, отходили от кровати. Она подошла к мертвецу, посмотрела на него долгим взглядом, перекрестилась и повернулась к священнику:
– Как он умер?
– Довольно неприятным образом, дочь моя.
– Так, как заслуживал, отец мой.
Кюре в замешательстве медлил с ответом.
– Это был ваш муж, Сильвана Криппа.
– Это был мой тюремщик.
– Каким бы он ни был, теперь он предстал перед высшим судьей.
– Надеюсь, он там будет наказан по заслугам.
И она вышла, ошеломив их своей ненавистью, которую даже не пыталась скрыть.
Виргилий выразил общее мнение:
– Нельзя сказать, что ее душит печаль. Не удивлюсь, если она окажется соучастницей.
Но тут же вскрикнул от боли – карабинер со всей силы наступил ему на ногу своим сапожищем:
– Я тебе уже сказал, что ты слишком много болтаешь, Виргилий.
Ожесточенный сапожник зарычал:
– Посмотрим, как вы помешаете мне говорить, когда они будут здесь!
Они приближались. Черные рубашки делали их похожими на ангелов смерти. Николо Барбьери, сидевший на рулем «фиата», делился впечатлениями со своим соратником Вито Пицци:
– Какое-то захолустье! Что за идея – послать нас нагонять страху на этих дикарей!
– Это просто прогулка. Если они будут выступать, сделаем чучела из двух-трех…
Они засмеялись, два тупых зверя с огромными мускулами и крошечным мозгом. Барбьери, продолжая
