глубоких ямах над углями черные котлы, играл на ветру флаг Эйд-Мера – две горы и поднимающийся Алатель между ними. Не менее шести дюжин палаток двумя рядами огибали вытоптанную площадку, где около варма разномастных ополченцев занимались повседневными делами. Кто-то пытался научиться самым простым движениям с мечом, кто-то упражнялся в стрельбе из лука, кто-то чинил ветхую одежду, мастерил доспехи из сыромятной кожи. Но все они – молодые и старые, покрытые старыми шрамами и свежими повязками – немедленно бросали свои дела, завидев странную процессию: высокого, плечистого нари, юного плежца, почти подростка, вооруженного луком и роскошным мечом, коротышку банги со сверкающей под лучами заходящего Алателя пикой и огромного пса, который при большом желании смог бы увезти на собственной спине всех троих. Впереди шла Райба, замыкал процессию Негос. Один из воинов шагнул вперед, и тут только Дан понял, что это сам Бродус – так не напоминал бравого главу стражи Эйд-Мера усталый, широкоплечий мужчина, промокающий куском ткани потертости от тяжелого доспеха.
– Ну вот ты и вернулся, – глухо сказал воин, коснувшись груди Хейграста тыльной стороной ладони.
– Пока еще не вернулся, – тихо ответил нари.
– Три месяца прошло, – прищурился Бродус.
– Полторы дюжины недель и четыре дня.
– Помоги Эл нам счесть каждый день до возвращения в Эйд-Мер, – Бродус не сводил глаз с нари. – Ну что, оружейник, вернемся домой вместе?
– Ты сомневаешься? – поднял брови Хейграст и наконец ответил прикосновением к груди Бродуса. – Куда же еще нам идти? Разве у нас есть другой дом?
– Нет другого дома, – с облегчением улыбнулся Бродус. – Здесь мы в гостях. Правда, хозяев не видно, ушли они вместе с Чаргосом. Вот только не сказали, что есть западная тропа через топь.
– Нет тропы, – покачал головой Хейграст. – Хозяйка Вечного леса дала нам проводников, тина сплеталась под нашими ногами, но, думаю, проваливалась в бездну, едва мы проходили.
– Пришлось, пожалуй, потрудиться лесной владычице, чтобы вывести через топь этого зверя, – кивнул Бродус на Аенора, который не замедлил плюхнуться на вытоптанную землю.
– Об этом ты спроси у шабров, которым не удалось полакомиться нежным мясом банги, – подал голос Баюл.
– Спросил бы, да меткие выстрелы некоторых лучников отправляют шабров сразу в наши котлы. – Бродус махнул рукой в сторону покрасневшей от смущения Райбы. – Вот только не могу сказать, чье мясо нежнее. Банги пробовать не приходилось.
– И это меня немало радует! – воскликнул Баюл при общем оживлении.
Прозвучал смех и погас.
«Невесело тут», – подумал Дан, встретившись взглядом с Бродусом.
– И к нам вернутся улыбки, парень, – словно угадал его мысли воин. – И ты еще будешь гостить у меня дома, я помню свое слово. Хотя едва узнал тебя. Хейграст, посмотри на него. А ведь уходил из северной цитадели мальчишкой!
– Алатель не стал пробегать свой путь быстрее, но каждый прожитый день стоит недель или месяцев, – кивнул Хейграст. – Так что еще до окончания этой войны многие успеют не только повзрослеть, но состариться и умереть…
– И об этом я тоже хочу поговорить с тобой, нари, – вздохнул Бродус. – Райба, не сочти за труд, приготовь нам ктар. Пойдем в шатер, Хейграст. А твоими друзьями… нашими друзьями пока займется Омхан.
– Омхан? – Дан недоуменно оглянулся на заросшего седой бородой воина.
– Он самый, – прогудел знакомый стражник. – Пойдем-ка к костру, да пса держи от меня подальше. Я еще в Эйд-Мере на него без дрожи смотреть не мог.
Райба не оставила без ктара и друзей. Дан вдыхал приятный запах, и ему казалось, что нет никакой войны, что враги не топчут равнину Уйкеас и улицы Эйд-Мера, что Аддрадд не жжет деррские деревни, а Леганд, Саш, Линга, Тиир, Ангес не странствуют в опасных землях и тоже где-то вдыхают незабываемый аромат. И что Лукус все еще жив…
Молчаливые воины, которых все-таки было мало, очень мало на острове, вскоре разошлись отдыхать по шатрам, а Омхан коротко поведал, что произошло в северной цитадели, после того как отряд Хейграста прошел через северные ворота. Потом Негос и Баюл отправились прогуляться по лагерю, неожиданно обнаружив множество интересующих друг друга тем, а Дан все так же сидел у костра, облокотившись о бок задремавшего Аенора, и обдумывал рассказ Омхана. Воин, казавшийся постаревшим за три месяца на дюжину лет и несколько битв, говорил медленно, замолкая на долгие паузы, нарушить которые не решался никто.
В тот страшный день стражники северной цитадели едва успели упаковать в мешки трупы серых, когда Чаргос насторожился. Уже был послан нарочный к Огану, чтобы предупредить его о предательстве Валгаса, но, как видно посланник опоздал или вообще не добрался. Времени с начала схватки прошло ровно столько, чтобы стражи главной стены, услышав рог серого, примчались в северную цитадель, но примчались не они. Пришли серые воины, и в ворота они вошли беспрепятственно. Три дюжины стражников охраняли южный предел цитадели. В тот момент, когда Чаргос бросился к центральной твердыне, в южной части цитадели уже шел бой. Неизвестно, удастся ли установить когда-нибудь, сколько среди самых доверенных стражников Бродуса оказалось людей Валгаса, но их черное дело не стало легкой прогулкой. И все-таки, когда Чаргос и Бродус перекрыли ворота в центральную крепость, южный предел был уже занят серыми. К счастью, на главных бастионах оказались только верные воины. Они сумели отбить первый штурм, положив с полдюжины серых, но врага это только разъярило. Алатель еще не подобрался к зениту, а во внутренний двор крепости серые ввели Огана. Лицо бургомистра было разбито, одежда изодрана, руки стянуты за спиной. Валгас, прячась за прутяным щитом, проорал что-то о милости новых властителей и посулил награду за предательство, но не дождался ни слова со стен. Тогда один из серых ткнул в бок Огана острием копья. И бургомистр крикнул, чтобы Бродус не верил ни единому слову захватчиков и попросил легкой смерти от стрелы. Стрелы не последовало. Закованный в доспехи гигант нари снес Огану голову одним взмахом меча. Впрочем, то, что он нари, стало ясно только через мгновение. Он снял шлем, словно не верил в меткость лучников Эйд-Мера, и назвал свое имя. Его звали Антраст. На очень плохом ари он сказал, что теперь он правитель Эйд-Мера, поскольку новый король Дары назначил его своим наместником в этот город. Нари потребовал, чтобы Бродус приказал своим воинам открыть ворота цитадели.
– Почему же лучники Эйд-Мера не показали свою меткость, когда этот Антраст снял шлем? – с возмущением прошептал Дан.
– Чаргос не дал, – со вздохом проговорил Омхан. – Он стоял чуть в стороне, опершись на свой диковинный меч, и его лицо становилось темнее с каждым мгновением. Он сказал, что и самый опытный волк однажды может оказаться в горящем лесу, но, в отличие от своих молодых собратьев, он знает, что спасение не в быстроте ног, а в выдержке. И еще Чаргос сказал: для того чтобы победить потом, нужно выжить сейчас. Эйд-Меру нужны не павшие герои, а герои-победители. Унижения смываются не кровью, а победами.
– И Бродус его послушался? – удивился Дан.
– Послушался, – кивнул Омхан. – Точнее, окаменел, когда в следующее мгновение во двор крепости привели его жену с двухлетним сыном на руках. Мы все окаменели. Там была и моя мать. И сын Левка, и жена, и дети Гринша, и старый отец Бруска. Там были родные почти всех защитников центральной цитадели. У нас словно отнялись языки. Ведь с меча Антраста все еще капала кровь Огана. И нари еще раз потребовал открыть ворота цитадели.
– И вы открыли? – спросил, замирая, Дан.
– Чаргос поднялся на стену и крикнул что-то на незнакомом языке. На том же языке, на котором говорил серый, убитый в северных воротах. Потом он перевел свои слова. Он сказал серым, что прикажет открыть ворота, если Антраст поклянется, что все заложники – женщины, дети и старики Эйд-Мера – останутся живы и здоровы. Антраст рассмеялся и ответил, что он обещает им жизнь, а здоровье зависит только от их богов. Тогда Чаргос потребовал клятву. И Антраст поклялся. Поклялся дымным мечом. И мы открыли ворота.
– А дальше? – чуть слышно прошептал Дан.
– Ты был в центральной цитадели, – пожал плечами Омхан. – Мы открыли ворота, но не обещали
