– А посмотреть нельзя? – робко спросила Женька.
– Почему же нельзя? – гордо сказала старушка. – Третий этаж, семьдесят вторая квартира. Смотрите, пожалуйста. – И громко, без перехода, закричала в машину: – Там же стекло, посуда! Осторожней!
Пока все толпились внизу, Женька с Валентином быстро поднялись. Семьдесят вторая была открыта. Они вошли в коридор. Почти ритуально, взявшись за руки, молча шагнули в комнату. Это была прекрасная длинная комната с низким потолком, с обоями в сарафанный цветочек, с оптимистическим сквозняком с балкона в коридор, с совмещенной ванной за спиной и хрупкими, стеклянными дверями. Пахло свежей краской, нежилым сором и влажной землей с улицы.
Такую комнату было бы просто преступлением захламлять мебелью, портить кроватью ее острые углы, закрывать столом кривоватый пол, книжной полкой загораживать легкую, как порез, трещину у балконной двери. В такой комнате хорошо лежать на полу, просто на матраце, и следить ранним утром, как по стене ощупью бродит солнце.
Сейчас Женька вдруг поняла, что в новую квартиру нужно приходить голым. Чтобы это была не только новая квартира, но и полное обновление. Ничего не нужно заранее покупать и мучиться этим. Не нужно прикидывать, что куда ставить. Просто прийти и начать жить. Женька даже подумала, что не мешало бы выкинуть половину барахла из их старой квартиры. Сразу бы стало легче дышать.
Ужасно мы обрастаем вещами и огорчаемся, если трюмо разбилось. Вещи нас прямо выживают из дома. Требуют обновления, ремонта, замены, гонят по магазинам и съедают зарплату. Лишние вещи нас прямо съедают, потому что мы не умеем с ними расстаться. Вовремя расстаться. Ограничить себя в вещах. Сделать свою жизнь мобильнее и просторней.
А у современного человека вещи должны быть как бы между прочим. Многое должно быть как бы между прочим: мебель, одежда, даже еда. Чтобы оставались время и силы на главное, ради чего стоит жить. Чтобы смотреть вокруг, не уставать смотреть, пристально и заинтересованно, как в детстве. И действовать в этом мире. В полную меру понимания и таланта, какой кому отпущен…
– Раскладушки добудем – и все, – сказала Женька.
И Валентин согласно засмеялся.
Он тоже почувствовал пленительную и свободную пустоту комнаты. Даже поддался ей. Но про себя Валентин знал, что свободой и пустотой он по горло сыт в общежитии. Женька устала от дома, от налаженного быта, а он тосковал по дому. Пусть просто диван-кровать и стол, он не тряпичник. Но свои, а не казенные. И чтоб можно было приладить полку в собственной ванной так, как тебе хочется. Ночью крутить «Спидолу» и проспать потом до обеда, всласть. И чтобы никто не мог войти в твою комнату без стука. Никакая комиссия. Никакая комендантша. Этого Женьке просто не понять. И хорошо, что она этого не знает…
– Уж как-нибудь устроимся, – пообещал кому-то Валентин.
Еще несколько секунд стояла мечтательная тишина. Потом где-то внизу, далеко, возник шорох, разросся, перешел в мягкое шарканье, лестница наполнилась трудным дыханием, загудела. Хлопнула дверь.
– Можно заносить, – сказала старушка-хозяйка, аккуратно складывая на пол кульки и свертки. – Только, пожалуйста, осторожней!
Она огляделась, будто ища, на что сесть, прислонилась к косяку, вздохнула:
– Сарай ужасно далеко!…
– Зато помойка под окном, – усмехнулся хозяин.
– И уже щель! – сказала хозяйка, разглядывая тонкую, как порез, трещинку над балконной дверью. – Через месяц, глядишь, и штукатурка посыплется. Ну, строят!
Они уже жили здесь и могли критиковать. Они уже прикидывали, что третий этаж – не совсем хорошо, высоковато, лучше бы второй. Или даже – первый, хотя на первом окна открытыми не оставишь, тоже не радость. И шоссе слишком близко – шумно и пыли налетит. А сторона – почти северная, и ветер будет прямо рвать занавески, придется покупать толстые шторы. И батареи слишком малы, такие батареи комнату не обогреют, нет, не обогреют. Они уже забыли свое недавнее восхищение, когда обыкновенный кран в кухне, только им принадлежащий кран, делал их счастливыми беззаветно.
– Кровать поставим вот так, – сказала хозяйка и стала шагами вымерять вдоль стены.
– Мы пойдем, – тихо сказала Женька, не думая даже, что ее услышат: слишком они были заняты. Но старушка быстро обернулась и попросила тревожным шепотом:
– А молодой человек не поможет вещи заносить? Уже трюмо раскололи, грузчики же, чужие люди…
– Что ты, Ларочка? Разве так можно? – заволновался хозяин. – Они же просто гуляют. При чем тут они?
– Я помогу, – сказал Валентин. – Конечно. Сейчас.
Валентин быстро сбежал по лестнице, чувствуя почти физическое стеснение, потому что не сам предложил. Сначала, честно, хотел, а потом подумалось: к черту, с чужими вещами, единственный все-таки свободный день, лучше еще часок на велосипедах. Дождался, что попросили. Да еще таким тоном, словно он откажется…
Валентин с готовностью подставил спину внизу, и грузчики сразу так его навьючили, что всякое неудобство пропало. Один нос криво и жизнерадостно торчал из-под комода, Женька с трудом его разглядела. И сама тоже взялась таскать что помельче и поответственней, что нельзя доверить мужчинам. Минут сорок они все дружно сопели на лестнице и сталкивались лбами в узком коридоре. Просто удивительно, как много всего можно, оказывается, вогнать в стандартную однокомнатную квартиру!
Из микрорайона они выбирались такие возбужденные и умиротворенные, словно сами переехали. Женька даже спросила:
– Ты ключ-то хоть не увез?
И Валентин всерьез шарил по карманам. Во всяком случае, было к кому теперь ходить в гости. И
