Мы встаем и выходим, я и Кармель надеваем солнцезащитные очки, Рамзи — свою куфию. Он бросает пару слов на арабском мальчику, который временно стал сторожем, и повторяет свой приказ охранять мою машину, а потом ведёт нас грязными улочками на задворки лагеря, где концентрация хибар чуть меньше, где вонь человеческого пота и испражнений не так сильно бьёт в нос. Он приводит нас к чему-то, похожему на заброшенную конюшню, где в одном деревянном стойле стоят его мотоциклы, а в другом — мотоциклы его друга.
— И кто этот ваш друг? — спрашивает Кармель.
— Просто друг.
— И он живёт в лагере?
— Не совсем.
— Негласный член фирмы?
— Можно и так выразиться, — улыбается Рамзи.
— Так все таинственно, — говорит Кармель.
— Да нет. Просто так спокойнее.
— Ну ладно, — улыбается в ответ Кармель. — А что это за место?
— Раньше была конюшня, но её закрыли.
— Армия?
— Нет, хозяева.
— А кто были хозяева?
— Да просто люди из лагеря. Хотели завести тут конный завод. Они устраивали летние лагеря с конными прогулками для еврейских и палестинских детей. Верили в мир. У них был конь по имени Тайфун, самый красивый конь на свете. Почти такой же красивый, как Аль-Бурак, конь пророка.
— И что с ним случилось?
— Он донёс пророка до рая и обратно. След его копыта есть на священном камне в Иерусалиме, недалеко от Стены Плача.
— Нет, что стало с Тайфуном?
— А, это. Он умер. Все лошади заболели и умерли.
— А хозяева разве не водили их к ветеринару?
— Тут был ветеринар, он приезжал из Иерусалима каждую неделю, но в прошлом году военные в Иерихоне объявили комендантский час и закрыли все дороги, и он просто не смог приехать.
— А здесь, своего у вас нет?
— Есть, но он боится лошадей.
Когда я был маленьким, отец каждый вечер рассказывал мне одну и ту же сказку на ночь. Жил да был однажды один царь, который получил в подарок от странного рыцаря очень необычную вещь: зеркало, в котором было ясно видно, кто враг, а кто друг. Мне бы сейчас такое зеркало. У рыцаря были и другие волшебные подарки: летающий конь, меч, пробивающий доспехи и кольцо, которое позволяло понимать язык зверей. Отец говорил: летающий конь — это самолёт, меч — бронебойный снаряд, кольцо — военная разведка.
— Но ничего такого не случится с моими мотоциклами, — говорит Рамзи. — Я не доверяю их механикам со стороны.
— Сами их чините?
— А кто же ещё сделает это?
— И они все на ходу?
— Би-Эс-Эй — да. Триумф, Мэтчлесс и Нортон — пока нет. Но я их сделаю.
— Когда вы начали собирать их?
— Раньше я с другом собирал старые автомобили, но пустыня убила их.
— Погодите минутку, — говорит Кармель, — в пустыне сухо, разве это не хорошо для антикварных машин?
— Да, это хорошо, когда сухо. Но тут слишком жарко. Солнце просто убило мои машины.
— И как жарко тут бывает?
— Летом? Под сорок пять, может, сорок шесть градусов. Иногда и сорок семь.
— Да, вот это жарко.
Рамзи поглаживает свою бороду. Я смотрю на горы вокруг лагеря. Как-то раз нас вывозили на полевые учения в этот район, когда я был в армии. Мы слушали лекцию самопровозглашенного специалиста по Библии, который показывал нам, что, если читать Пятикнижие, пропуская по пятьдесят букв зараз, то все равно будет смысл. Но об этом я расскажу потом, потому что прямо сейчас Рамзи рассказывает нам про пустыню и жару. Сорок семь по Цельсию — это почти сто двадцать по Фаренгейту.
— И ещё песчаные бури, — говорит Рамзи, — и внезапные наводнения, ну, и верблюды.
— Верблюды?
— Да, да. Верблюды могут здорово напакостить. У моего друга был «Корветт» 1974 года, ярко-жёлтый, красавец, в отличном состоянии. Верблюды его съели.
— Они его что?
— Съели. Они обожают стекловолокно. Он как-то раз приезжал в гости и поставил машину прямо рядом с моим домом, а когда пришла пора уезжать, мы увидели, как машину жуют два верблюда.
— Вы поэтому сказали тому мальчику присмотреть за моей машиной?
— Нет. Потому что у вас израильский номер.
— И что?
— То, что если она будет без присмотра, то есть если никто не скажет, что вы — мои гости, её могут угнать или сжечь. Ну ладно, пошли наверх.
— Наверх?
— Ну да, на Гору Искушения [44].
— Искушения?
— Ну да, одно из искушений Христовых. Он восходил туда, когда на сорок дней удалился ото всех.
— Послушайте, мы вообще-то в казино направлялись.
— Я покажу вам казино. С вершины горы его прекрасно видно.
— Мы вообще-то хотим посмотреть его изнутри.
— Да это недолго. У нас есть канатная дорога.
— Да?
— Да. Из центра, прямо от светофора, и прямо до вершины горы.
— Что скажешь? — спрашиваю я Кармель.
И пожалуйста, Кармель, не говори «почему бы и нет». Будь умницей. Я рассчитываю на тебя. Придумай что-нибудь, скажи, что нам пора, что нас там ждут. Разве ты не видишь, к чему все идет? Он не смог убить нас в своем лагере и хочет стать нашим проводником. Он отведет нас в свою тайную скотобойню на вершине богом забытой горы и перережет нам глотки, распевая суры Корана. Во имя Господа сострадательного и милосердного, проливаю я кровь этого бывшего солдата и его сексапильной подружки, и да снабдит меня Властитель Судного Дня семьюдесятью двумя юными девицами, коих я теперь заслужил по праву, арабскими или еврейскими, мне не важно, лишь бы плевы их девственные были на месте.
— Почему нет, — говорит Кармель.
Рамзи смотрит на меня.
— Почему бы и нет, — я пожимаю плечами.
— Отлично, — говорит он. — Пошли.
Мы возвращаемся в лагерь, и Рамзи говорит, что из соображений безопасности лучше оставить мотоцикл на заднем дворе, взять мою машину и поехать втроём в центр. Мы садимся в машину и едем по ещё одной узкой грунтовой дороге, которая минут через десять становится Мэйн-стрит. Я только и надеюсь, что он не схватит мой руль.
— Сейчас будет светофор, — говорит он.
