Тем, что задержала.
— Молиться на неё теперь буду, — говорит Прасковья Гавриловна.
— Да, заслужила, — говорит моя бабушка.
Мы уже все вместе назад по болоту идём. По кочкам. Тут бояться нечего. Настоящее болото! Оно чавкает.
— Чудом живы остались, — говорит Прасковья Гавриловна.
— И платьице такое нарядное, — смеётся моя бабушка.
Но Прасковье Гавриловне это сейчас безразлично. Подумаешь, какое-то платье! Пусть оно у Алёны в тине. И сзади лопнуло. Кружева зелёные стали. Раньше-то они были белые, когда Прасковья Гавриловна покупала. Это платье теперь, конечно, только на тряпки годится. Зато Алёна цела! И я цела тоже — это главное.
Прасковья Гавриловна ни о чём другом сейчас думать не может. У неё душа всё ещё дрожит. А если бы они с бабушкой опоздали?!
Алёне тоже приятно, что мы с ней живы остались. Что говорить! Но она свой подол разжала: обидно. Алёна совсем забыла, что в подоле лягушки. Прасковья Гавриловна так к ней бросилась, так её сжала. В объятиях! Алёна не выдержала и тоже Прасковью Гавриловну сжала. Она же не каменная! Тоже обрадовалась, что её бабушка цела. Хотя Прасковья Гавриловна по трясине не ходила. Она и должна быть цела…
А лягушки ускакали.
— Других наберёшь! — смеётся моя бабушка.
И Прасковья Гавриловна на радостях соглашается, чтоб Алёна потом набрала. Лишь бы в трясину не лезла. Хорошо, что она правдивой растёт! Написала записку. И Марина с Лариской им показали, куда за нами бежать. Зачем Алёна только с юга приехала? Лучше бы уж там до самой школы сидела, до первого сентября. Без неё в нашем дачном посёлке так было тихо, безмятежно…
А ещё говорила, что даже на змей согласна, только бы Алёна вернулась. Взрослых иногда не поймёшь, честное слово!
— Ишь ты, как завелась! — смеётся моя бабушка. — Гляди — пружина лопнет…
Но Прасковья Гавриловна не может не переживать. Она просто не понимает, как моя бабушка ещё может шутить.
А моя бабушка и не шутит вовсе! Она в крик не верит. Что толку на нас кричать? Нужно спокойно объяснить: раз и навсегда.
— Разве Алёне объяснишь?! — переживает Прасковья Гавриловна.
И Алёна тоже переживает.
— Таких лягушек теперь не поймаешь! Они трясинные были! Яркие, сразу видно, на глаз…
Мы уже к посёлку подходим.
Вдруг дедушка навстречу идёт. Говорит:
— Гуляют! А меня никогда не берут! Я один должен на этой даче сидеть, как бирюк. Интересно, зачем я её построил? Чтобы на старости лет одному сидеть?
Я только рот раскрыла, а бабушка меня — тырк:
— Дедушке не будем рассказывать, поняла?
Конечно, я поняла. Зачем мы будем дедушку волновать?
— Нос не дорос тут гулять, — говорит бабушка. — Гулять он, видите ли, надумал. А работать кто будет? Кормить большую семью?
— Надоело мне уже вас кормить! — смеётся дедушка.
— Много ты нас кормил, — фыркнула бабушка. — Сорок три года как на печке живёшь: сготовь тебе да подай. Что ты, что Ардальон — только бегать. С учениками. Одно слово — мужчины!
— Да, кстати, — сказал дедушка. — Ардальона ведь так и нет…
— А куда он девался? — удивилась Прасковья Гавриловна.
— Сами не знаем, — сказала бабушка. — Даже странно. Как вчера ушёл вечером, так и исчез. И не ночевал. Вроде этого за ним не водилось.
— Придёт, — говорит Прасковья Гавриловна. — Тут машин нет. Можно не беспокоиться.
— Всё равно странно, — говорит бабушка. — Он у нас дом любит. Как ни гуляет, а ночью — пожалуйста, уже тут…
Мне так тревожно вдруг стало.
Мама не едет. Теперь Ардальон пропал. Куда он пропал? Я утром его искала уже. Звала, звала. Бегала по участку. А потом заигралась немножко, на велосипеде поехала. Потом моя ближайшая подруга Алёна с юга вернулась. И я как-то забыла, что Ардальона нет.
— А вдруг его похитили? — говорю я.
— Кому он нужен? — смеётся бабушка. — Тоже, сокровище!
— А что? — говорит дедушка. — Один хвост чего стоит! Лиса перед ним — просто драная кошка.
— Пожалуйста, не пугай, — говорит бабушка.
Вон даже бабушка испугалась. А если в самом деле похитили?
— На такси — и поминай как звали… — говорю я.
— Разве что на такси, — смеётся бабушка.
А Прасковья Гавриловна вдруг говорит:
— Может, Саша права. Вон сколько мальчишек бегает! Это такой народ, от них всего можно ждать…
— Действительно, мог кто-то и подобрать, — размышляет вслух дедушка. — Хотя, с другой стороны, Ардальона все знают в посёлке и нас тоже знают…
— Подождём до завтра, — решила бабушка.
Завтра уж начнём волноваться, а пока рано: так она считает.
Но тут Алёна вдруг говорит:
— Я вашего Ардальона мигом найду! Сашка, айда!
— Это ещё куда? — говорит Прасковья Гавриловна. — От дачи чтоб ни ногой! Чтобы я тебя непрерывно видела, где ты есть.
— Будешь видеть, — обещает Алёна.
Мы далеко не пойдём. Мы за полунинскую дачу пойдём, где футбольное поле. Там у нас дела.
— Только ты не дерись, — говорит Прасковья Гавриловна.
Алёна и не собирается драться. Ещё чего не хватало! Она вообще никогда не дерётся. Иногда, конечно, приходится кого-нибудь стукнуть, без этого не проживёшь. Но это же не драка! Разве Алёна когда-нибудь домой в синяках приходила? Пусть попробуют тронуть!
— И сама не лезь, — говорит Прасковья Гавриловна.
А моя бабушка опять смеётся:
— Кто же такую девочку тронет!
Просто Прасковье Гавриловне повезло, что у неё внучка, а не мальчишка-сорванец…
Мы с Алёной уже бежим. Навстречу нам мяч летит. Алёна как стукнет его ногой! Славка с зелёной дачи как раз в воротах стоял. Ворот никаких нет: просто два кирпича, и Славка прыгает между ними, будто он вратарь. Поля тоже нет настоящего. Тут лесная опушка, но всё время в футбол играют и траву уже вытоптали.
— Пас! — кричит Алёна.
Славка, прыгнул, а мяч уже пролетел. Сбоку.
— Гол! — кричит Алёна. И прямо налетает на этого Славку: — А ну отдавай кота, мазила!
— Какого кота? — говорит Славка, он даже растерялся, пятится от Алёны. — Не знаю я никакого кота! Ты что, сдурела?
— Сашкиного кота! — кричит Алёна. — Ардальона! Кто-то его похитил! А ну отдавай, хуже будет!
— Я его не хитил, — говорит Славка. И пятится, оглядываясь по сторонам (мальчишки к нам бегут). — Сдался он мне, твой кот!
— Он не мой, а Сашкин! — кричит Алёна. И наступает на Славку.
Славка видит, что его друзья близко. Сразу осмелел. Алёну толкнул и теперь сам кричит:
