— За что упырь не любит Хранителей? — подсказываю я.
Дженайна кивает. И делает то, чего я никак не ждал — протягивает мне печенье. Надкусанное, но всё же. В Диком лесу, наверное, все вурдалаки передохли.
— А вы не находите, что это некрасиво, обсуждать присутствующих у них за спиной? — не оборачиваясь, цедит вампир.
— Нет, если присутствующие последние десять минут только рычат и хамят, — возражает Тирон. — Так за что вампир не любит Хранителей? Мы же тебе ничего не сделали… или сделали?
— Это был вопрос, Зима, — уточняет его сестра.
Я невольно принюхиваюсь и… Что?! Если б я был человеком, подумал бы, что мерещится, но я, батюшки мои зверушки, <затёрто>ов семург! Я чую! Творец, куда ты смотришь? Упыри не знают мук совести. Они думают лишь о себе. Расхаживают с видом Сгиньте-Хранители-Это-И-К-Тебе-Относится- Перевёртыш или изобретают гнусные планы по избавлению от долга, но не трясутся, боясь привязаться к врагам, и не страдают, понимая, что Уже к ним привязались! Бедный Зимка…
Я… я только что назвал… Я сошёл с ума. И это чувство, стеснившее грудь, будто мне… сукин кот, жалко этого… гада…
Творец, я знаю, ты ушёл на отдых и вручил власть над миром демону Ы.
— Не сделали… — через силу выдавливает вампир. — Ещё. И очень бы хотелось… чтобы и не сделали.
— Чтоб меня черти уне… — Тирон прикусывает язык.
— Зима, прости, если мы подумали о тебе плохо, — хлопает глазами Джен. — Это же не… пророчество?
Как тролли не считают землеописание за науку, так и семурги презирают разные видения-привидения, которые только и могут, что жизнь портить и мозги сушить. А упыри, похоже, верят. Впрочем, им скажи, что завтра конец света — обвяжутся саваном и на погост поползут. Идиоты. Вот бате сколько раз обещали, мол, придут лис с цветком, оставят от замка камешки да крошки. И где сейчас те проро<ки?..>
<Дыра в пергаменте, несколько строк размазано>
- <А вы разве н>е хотите узнать, о чем это проро…
— Нет! — дружно рявкаем мы.
Вампир медленно оборачивается. Глаза — блюдца, рот — руна «ольс».
— Не хо…тите? Но поче… ах, да, — он пожимает плечами. — Я и забыл с кем говорю. Одно слово — Хранители… ну, и ты с ними, пёс.
— Сейчас опять Тьму со Светом приплетёт, — шепчет Дженайна.
— Свет и Тьма… лед и пламя… гроза и покой… им друг друга никак не понять, — словно для себя говорит вампир. — Могут встретиться, несколько песен про<петь и без боли расста>ться опять…
Мы таращимся ему в спину.
— Чего?!
— У него было тяжелое детство, — поясняет Джен.
— И люлька дырявая, — кивает Тирон.
— Он часто грыз погремушки.
— Раскрашенные свинцовыми красками?
— Похоже на то.
Вот <чт>о 'зл<ой язык сирен>ий' девкам дает, а?
Пергамент третий.
Есть он, <Всебл>агой и Всесущий, что стоит выше всех богов. Каждый, в ком теплится крупица разума, почитает его. Две руки у него: тьма и свет, и Свет — левая рука тьмы, а Тьма — правая рука све<та><пергамент надорван, руны затёрты> <и бе>з одной нет другого. Кто-то молится Творцу без поминанья рук его, иные славят Предвечный Свет и кладут требы Матери Тьме. Свет и Тьма щедро делятся с <несколько слов неразборчиво> спрашивают немало.
Тьма — не есть зло, а Свет — добро. Они просто есть.
Тьма предлага<ет свобо>ду. Свободу от правил, приличий, долгов и связей. Ты ник<ому ниче>го не должен, шепчет она. Твоя судьба в твоих руках. Бери, что хочешь. Делай, что хо<чешь>. Но вот беда, всем хочется разного… И нет ничего хуже, чем получить то, что просил.
Светлых призывает долг. 'Во имя!' и 'За!' малюют они на своих знамёнах. Не будь равнодушен, вещает Свет. Не откажи в помощию не отведи глаз. Ты должен!.. Светлые не лгут — просто не говорят всей правды. Плетельщики словесных кружев, мастера намёков, люби<тели вы>гребать орехи из огня чужими руками.
И так уж повелось, что Светлые и Тёмные <затёрто> недолюбливают друг друга. Мы считаем их твердолобыми пустобрёхами, они нас — лживыми себялюбцами, и если уж говорить честно — верно и то и другое. Не знаю, что лучше, их «должание» или наше «хотение», но твёрдо знаю другое: пути, коими бродит их лукавая мысль, мне не понять и через сотню лет. А вот упырюгу понимаю даже слишком хорошо, потому так и хочу его <конец пергамента зверски пожёван и нечитабелен>.
Пергамент четвёртый.
<Край пергамента, возможно, обгрызен> дубрава <затёрто> шелестит листвой, весело щебечут пти<цы> <затёрто>. <По мо>ему скромному разумению, сейчас мы возле Крючка — места, где Пустоземский тракт резко заворачивает на закат, огибая знаменитые Мухосранские топи. Из них, если верить землеописаниям, год от года упорно лезет жить и нежить, поражая смердов разнообразием. На размножение эти твари, похоже, тратят всё свободное время. Развратные такие твари.
Дорога в версте от нас, не дальше, но вампир идёт <несколько строк затёрто>.
- <Неразборчиво> <где т>ы её встретил? Рассказывай! — требует Джен. — Только честно: во время священного крестового46 по<хода против немё>ртвых или наоборот, ритуального распития юных дев в ночь летнего солнцестояния?
— Держи свою фантазию в узде, а лучше — в ошейнике шипами внутрь, — цедит упырь. — Митраша училась в Мокрянской школе <целит>елей. Там мой друг преподает анатомию и физиологию разумных рас. Я как-то зашел в гости… а он зав<лёк ме>ня на один из практикумов в качестве на<глядного п>особия. Митраша сидела на перво<м ря>ду <неразборчиво> <Гов>оря вашим языком, увидел, утонул и больше не всплыл.
— Голый мужик, тридцать девчат… романтика! — ухмыляется Тирон. — Ну? Ну? А как же 'чума на оба ваших дома'?
— Митрашины родичи не возражали: она «забыла» сказать, за кого выходит, — ей-Луне, таким голосом только в навье царство посылать. — Я их прощ<упал, по>думал ('Не тем местом', — вставляет Тирон): 'Погудят да перестанут' и признался сам. Митрашин дядя в Среброруких ходит, ну, и приехал брату помочь. Мои сперва орали, как свора бань<ши, по>том <неразборчиво><а не>давно моя мать, глава моего рода, со всеми надлежащими церемониями объявила, что у неё смертной невестки не будет. Или смертной не будет. Вообще.
— Серьёзная у тебя мамулька… — потрясенно тянет чародей. — А поче…
— После свадьбы она вошла бы в наш род, — перебивает упырь. — Среди своих могут быть и споры, и раздоры, и ненависть. Но не кровь.
Джен пожимает плечами.
— Кто тебе меша…
— Обряд должен проводить кто-то из семьи, — снова перебивает упырь. — Но после матушкиных слов… впрочем, и раньше никто не стал бы. Ну? Так кому больше с родич<ами пове>зло, а, обёртыш?..
Да, против вампирьей шайки моим ненаглядным 'Умолкни, щенок!', 'Захлопни пасть!', 'Пшёл вон!' и 'Отрыщь, горе от ума!' и выступать-то не стоит.
— Тогда ну её, — уверенно кивает Тирон. — Мудрость жизни в том, что для каждого из нас есть не один человек.
— Я не человек, — шеп<чет упы>рь. — И если она поранится, у меня пойдет кровь.
