Он заглянул в ее глаза.
— Хорошо, тогда скажи мне сама, что нужно тебе.
— Уважение… и… и… — она не могла говорить, ибо он поцеловал ее раз, и другой, и третий… — понимание… и…
— И страсть. Не забывай о страсти, Саманта, — пробормотал он, прижавшись губами к ее губам.
Она обвила руками его плечи.
— Да… Страсть.
Он снова начал целовать ее, и она почувствовала, как у нее подгибаются ноги. Она сцепила пальцы на его затылке, он поднял ее, целуя, как никто и никогда прежде не целовал.
— Извини, что прошлым вечером я вел себя как осел, — сказал он.
Она улыбнулась, видя, как тепло он смотрит на нее.
— И у меня все-таки есть для тебя подарок.
Он отпустил ее и сунул руку в карман.
Саманта покачала головой.
— Мне не нужен от тебя никакой подарок.
Он протянул руку, и она увидела на его ладони золотую брошку невероятно изящной работы — в виде двух переплетенных сердец.
— О, какая прелесть!
— Это старая вещь. Она принадлежала еще моей бабушке, и я хочу, чтобы ты приняла ее.
— Но я не знаю…
— Значит, ты принимаешь подарки от Холдена, но не желаешь принять мой?
— Но ведь подарок мистера Холдена — это простенькая цепочка. А это… это же семейная реликвия… Должно быть, для тебя эта вещь очень дорога, для тебя и для твоей семьи.
Он взял брошку и приколол к ее платью.
— Я хочу, чтобы она была у тебя.
Она заглянула в его глаза и поняла, что снова теряет голову.
Один взгляд этих глаз — и любая женщина выполнит все его желания.
— Спасибо, — прошептала она.
Она хотела снова очутиться в его объятиях, она хотела, чтобы он передумал и остался с ней. Но она понимала несбыточность своих желаний. Макс Баррет был мужчиной, которого нельзя привязать к юбке. Он должен уехать на рассвете, и ничто из того, что она может сделать или сказать, не остановит его.
Глава двадцать первая
Саманта босиком направилась по холодному полу темного коридора к заднему крыльцу. Около двери Иды она постояла, внимательно прислушиваясь к храпу старой женщины. Затем она проскользнула мимо гостиной через кухню и вышла.
Нервы ее были напряжены, пока она осторожно пробиралась по каменистому двору к сараю. И почему только она не догадалась надеть туфли?
Она глубоко вздохнула, приоткрыла дверь сарая и заглянула внутрь. Похоже было, что Макс спит, завернувшись в одеяло на охапке сена.
Она осторожно подошла поближе к нему, чувствуя, как лежавшие на земляном полу кусочки колючей соломы больно впиваются в ноги. Оказавшись, наконец, рядом с ним, она с трудом сглотнула слюну, в то время как совесть ее громко кричала, призывая ее бегом вернуться в дом и не оглядываться.
Глаза его были закрыты, и лицо выглядело так мирно, что она чуть не заплакала. Она собралась было нагнуться к нему, но остановилась, зная, что прикосновение разбудит его, а к этому она не была готова. Она терпеть не могла долгие прощания, но, лежа у себя в постели, понимала, что никогда не простит себе, если не придет и не посмотрит на него в последний раз.
Она стояла, запоминая каждую черточку его лица. Она смотрела на его спутанные волосы, на его мягкие усы, рассматривала его сильные руки, вспоминая, как они когда-то касались ее.
— Я буду скучать без тебя, Макс Баррет, — тихо сказала она и повернулась к двери, чтобы уйти.
Большая ладонь обвилась вокруг ее щиколотки.
— Кажется, вы хотели со мной о чем-то поговорить, мисс Джеймс?
Саманта помедлила и оглянулась на него. Его рука все еще крепко удерживала ее за щиколотку.
— Я… — она опустила взгляд на коричневое шерстяное одеяло, что едва прикрывало его. — Я просто хотела посмотреть, спите ли вы. Мне не спалось, и вот я…
Его рука пробралась под подол ее ночной рубашки, вверх по лодыжке и, как горячее клеймо, остановилась в ямке под коленом. Она почувствовала, как краска горячей волной заливает ее щеки, и старалась смотреть на озаренный лунным светом сарай, куда угодно, только не на него, не в его глаза.
Он провел рукой вверх по ее ноге, по бедру и, слегка сжав руку, потянул к себе.
— Иди же сюда, — сказал он.
Не желая этого, но не в силах противиться, Саманта мягко опустилась на колени рядом с ним, а его рука все продолжала путешествовать под ее ночной рубашкой.
— Так скажи же мне, чего ты хочешь, — прошептал он.
Она, казалось, тонула в его бездонных голубых глазах.
— Я хочу попрощаться.
— Попрощаться? — Он перевернулся на бок, от чего одеяло соскользнуло почти до его обнаженных бедер. Пальцы его руки ласкали ее нежную кожу. Взгляд его не отрывался от ее глаз. — Ты сама хочешь поцеловать меня, Саманта?
Она кивнула, полностью околдованная страстным огнем в его взоре.
— Ну, смелее.
Она собралась с духом, наклонилась вперед и прижалась губами к его губами. Он готов был исполнить любое ее желание.
Она придвинулась к нему поближе и приоткрыла рот, проводя языком по его губам, как он сам раньше делал это. Она подняла руки, играя пальцами в его волосах, и вытянулась во весь рост рядом с ним.
Он быстро сбросил с нее рубашку.
Как только ее обнаженные груди коснулись его, она, словно в омут, еще глубже погрузилась в поцелуй. Его руки крепко обнимали ее, и ей казалось, словно она плывет на волнах горячего бриза. Она была как раскрывающийся цветок, а солнцем был он.
Одним быстрым движением он отшвырнул одеяло, что разделяло их до того.
Саманта оказалась под ним, его голубые глаза не отрываясь смотрели на нее.
— Вы получили ваш поцелуй, мадам? — хрипло поинтересовался он.
— Я не могла… я не могла позволить тебе уехать, не увидев тебя в последний раз.
Он целовал ее глаза, нос, подбородок. Руки его ласкали ее тело, он пробовал на вкус ее губы и ее кожу и шептал ей восхитительные слова. Больше всего ее чаровал его мягкий, нежный голос.
Рука его скользнула в то сокровенное место, о котором знал он один, и скоро Саманта позабыла о своих горестях. Они были вместе.
Она шептала его имя, и пальцы его подводили ее все ближе и ближе к самому краю. Ее тело вдруг напряглось, и ночь рассыпалась миллионом сверкающих звезд.
Макс взял ее лицо в свои ладони.
— Однажды я уже говорил тебе, что ты моя. — Он проник в нее, и она ахнула, ощутив ни с чем не сравнимое наслаждение. — И это никогда не изменится.
Она отдавалась, предоставляя ему полную власть над своим телом и своими чувствами. Они стали одной плотью, как и должны были стать, как это им предназначил Господь.
Она с любовью принимала каждое его движение, каждое слово и проявление ласки, пока страсть в ней не начала разгораться снова. Вздохи наслаждения вырывались из ее груди, и она все крепче впивалась ногтями в напрягшиеся мышцы его спины.
