Головомойки не было; Соне вручили телефонную трубку, и вежливый голос сообщил, что ее хочет видеть Виталий Куракин, начальник центрального отдела кадров «Красной Звезды». Если у нее есть время, то через двадцать минут к главному выходу будет подан автомобиль... Соня ничего не поняла и что-то пробормотала в ответ, выбралась на ступеньки главного входа и встала там, жмурясь под лучами нежного весеннего солнца и собираясь с мыслями.
На курсе практической экономики она подробно изучала деятельность «Красной Звезды». В советской экономике не было более агрессивного предприятия, и европейцы с некоторым беспокойством окрестили его «большой Красной Машиной». Эта фирма была детищем Русской Весны – «нового мышления» и идеи «Единой Европы от Атлантики до Урала». Она считалась любимицей советской внешней пропаганды. Эта фирма (полное название: «Красная Звезда, акционерное общество с ограниченной ответственностью») ловко вписалась в Объединенную Европу, хотя шестьдесят процентов акций принадлежали Советскому правительству. Остальные свободно обращались на Большой бирже; это было затеяно, чтобы фирма считалась европейской транснациональной компанией. «Красная Звезда» так и работала. Она продавала русское зерно, масло, минералы, меха, мебель, станки, икру, медицинское оборудование, услуги по запуску спутников, рассекреченную аэрокосмическую технологию и, как утверждали некоторые, даже гашиш из Средней Азии. Половина доходов в виде товаров народного потребления переводилась в Союз, половина реинвестировалась в Европе, заглатывая акции европейских корпораций так же эффективно, как японцы – американскую недвижимость. Юлий Марковский еще мечтал о вступлении Советов в Объединенную Европу, а на деле они уже контролировали один из самых крупных и преуспевающих европейских концернов.
На Западе его знали как «большую Красную Машину», а здесь, в Москве, – как «СССР, Инкорпорейтед». Капиталистическая транснациональная корпорация, имевшая за спиной капитал всей нации, – дьявольски успешный пример социалистического предпринимательства, спасшего, как говорили, саму перестройку, начав заполнять магазинные полки и сделав возможной частичную конвертируемость рубля.
Чего же хотела могущественная «Красная Звезда» от скромной студентки Сони Гагариной? Ей не пришлось долго ждать. Двадцать минут еще не прошли, когда подъехал ярко-красный «ЗИЛ» в экспортном исполнении – такие чудища обычно поставлялись правящей элите нищих стран третьего мира. Этот бредовый автомобиль плавно, будто царская карета, вырулил к Ленинским горам, проехал через оживленный центр Москвы и высадил Соню на проспекте Маркса перед фасадом такой же бредовой башни «Красной Звезды», возвышавшейся над Кремлем и Москва-рекой. Это было здание в тридцать этажей, в солидном административном стиле, но русифицированное – со стенами из розового стекла, цоколем черного мрамора и полосатой красно-золотой, как у церкви, луковицей, увенчанной огромной красной звездой. Звезда сияла по ночам неоновым светом, а по цоколю были запущены модернистские барельефы на героические темы. Это безвкусное сооружение напоминало разом архитектуру Токио и рисунок из «Крокодила». Было в нем еще что-то, непонятно откуда взявшееся, раздражающее – наглый юнец среди массивных и тяжеловесных старцев.
Кабинет Виталия Куракина тоже оставлял странное впечатление. Из огромного окна был виден древний Кремль и Красная площадь, и эти символы русского могущества казались архаичными и ненастоящими при взгляде отсюда, сверху вниз, – из мирка современной мебели, хрома, полированного тика, черной кожи и компьютерных терминалов. Вся обстановка противопоставляла кабинет символике матушки-России; так могло выглядеть любое учреждение развитого мира.
Куракин, казалось, чувствовал себя здесь как дома, он и выглядел как посланник извне, наместник интернационального гиганта. На вид ему было лет тридцать пять – сорок. Каштановые волосы с легкой сединой, дорогая стрижка, скрывающая уши до мочек, – этакое консервативное щегольство. Он был одет в модный голубой костюм и шелковую белую, стилизованную под крестьянскую рубашку с расшитой золотом вставкой вместо воротничка и галстука. Он носил антикварные механические часы «Роллекс» и вычурное золоченое пенсне. По-своему он был даже красив, но в то же время внушал некоторый страх – из тех сказочных существ, о которых понаслышке знала Соня, – настоящий еврорусский, утонченный и элегантный советский гражданин мира. Она тоже мечтала стать такой.
Куракин сам, демократично, налил чая из старого серебряного самовара – единственного традиционного предмета во всем кабинете – и перешел к делу.
– «Красная Звезда» расширяется быстро, нам срочно требуется персонал, – сообщил он. – Наш отдел разработал план оптимального пополнения, и мы изучили учебные архивы университета и характеристики выпускников. Вы попали в двадцать пять процентов лучших. Поздравляю вас, Соня Ивановна! Вы приглашены в «Красную Звезду».
– Но... но... но меня уже приняли в дипакадемию и...
– Дипломатическая служба! – фыркнул Куракин. – Нужно еще лет десять, чтобы убрать оттуда динозавров и навести порядок в этой каше. «Красная Звезда» – не дипломатическая служба, это место для умных молодых женщин, позвольте вам сказать.
– Но... но... я для этого пошла на помолвку...
– Ваша личная жизнь не интересует «Красную Звезду», – беззаботно произнес Куракин. – Что хотите, то и воротите. Насколько мы понимаем, с работой вы справитесь, а в выходные, если желаете, развлекайтесь хоть со всем хором Красной Армии или выходите замуж за орангутана.
– Но как же Юлий и моя карьера...
– Ну, не глупите! – заявил Куракин. – Вам целых два года учиться, прежде чем вы туда поступите, и зарплата у них не та. Для начала мы положим вам втрое больше, и заметьте – в валюте, Соня Ивановна, не в рублях.
– В валюте? – вырвалось у Сони.
Эти слова ее поразили. «Валютой» назывались свободно конвертируемые деньги (доллары, ЭКЮ, иены, швейцарские франки), обращающиеся на Западе, в отличие от рублей, конвертировавшихся лишь по отношению к ЭКЮ, да и то при официальных международных расчетах. Каждый, кто хочет ездить на Запад, мечтает о кошельке, набитом валютой, без этого придется довольствоваться нищенской подачкой от «Интуриста».
– В валюте, ясное дело, – сказал Куракин. – Мы превращаем рубли и советские товары в настоящие деньги, и валюты у нас хоть отбавляй. Нам нужно держать марку, детка, и мы не желаем, чтобы наши служащие слонялись по Европе с протянутой рукой, как наши нищие русские, вот так-то. Уверен, при пяти тысячах ЭКЮ в месяц нам не придется краснеть за вас перед бельгийцами!
– Бельгийцами? Пять тысяч ЭКЮ в месяц?
Куракин воспринял ее замешательство на странный манер.
– Вы что, не слышали меня? Я – занятой человек, Соня Ивановна, за сегодня я принял человек
