– За что? За то, что поступила в школу пилотов и кое-что вынуждена была для этого сделать?
– Чем это лучше того, что сделал Бобби?
Соня вздохнула.
– Ничем. Я тоже была неправа. Но я хочу все исправить. Ты просто упрямишься, Джерри, ты сам это видишь. Ты злишься на Вельникова, а вымещаешь злость на первом попавшемся русском, и этим человеком оказывается твоя дочь. Не говоря уже...
Зазвонил телефон, Джерри нажал кнопку ответа.
На экране мелькнул советский флаг. Сменился лицом молодой женщины.
– Почему-то думаю, это тебя, – проворчал Джерри, уступая Соне место перед аппаратом.
– Соня Гагарина-Рид?
– Да, я.
– Мне поручено передать, что вам необходимо явиться в четверг к трем часам дня к помощнику советника заместителя начальника политотдела советского посольства Ивану Иосифовичу Лигацкому.
– А вам... вам не поручено сообщить, по какому вопросу?
Молодая женщина посмотрела – или сделала вид, что посмотрела, – на скрытую от камеры бумажку.
– По вопросу членства в партии, – сказала она. – Постарайтесь не опаздывать.
Соня ошеломленно смотрела на погасший экран.
– Что это было? – ядовито спросил Джерри. – Тебе приклеят очередную красную ленточку?
Соня посмотрела на него и по тому, как переменилось его лицо, догадалась, как она сама сейчас выглядит.
– Что-то серьезное? – мягко спросил он, глядя на нее с неподдельным участием, чего с ним не было уже очень давно.
– Очень серьезное, – мрачно ответила Соня. – Похоже, случилось то, чего я боялась, когда Роберт принял американское гражданство. Я знала, что Шорчева повернет этот факт против меня, но так...
Джерри подошел к ней и опустил руку на спинку кресла, не касаясь, однако, ее плеча.
– Это связано с КГБ?
В другое время Соня рассмеялась бы, услышав такой вопрос.
– Хотела бы я, чтобы было так. КГБ сейчас не может влиять на руководство «Красной Звезды»; хватило бы двух звонков Ильи, чтобы они отстали. Нет, это... это гораздо хуже.
– Хуже, чем КГБ? – нервно переспросил Джерри. – Разве что-нибудь может быть хуже?
Его гнев прошел, в голосе чувствовалась искренняя озабоченность. Возможно ли, чтобы он еще мог по-настоящему за нее тревожиться?
– Все, что связано с принадлежностью к партии, – ответила Соня. – Шорчева не успокоится, пока я не выложу партбилет.
– Они действительно могут так сделать?
– Может быть, и нет. Но бесследно ничто не проходит, а в моем личном деле и без того хватает черных пятен.
Джерри положил руку ей на плечо.
– Неужели вся эта бюрократическая возня имеет какое-нибудь значение?
Соня посмотрела ему в глаза и кивнула:
– Очень большое.
Они смотрели друг на друга, и Соня видела, чего стоило Джерри произнести следующие слова:
– Может быть, твой Пашиков сумеет помочь?
Он сказал это без малейшей иронии, и ей стало стыдно.
– В таком деле – нет, – ответила она. – Любая попытка только запятнает его характеристику.
– А этим ты рисковать не можешь! – снова взорвался Джерри.
– Да, не могу. Это было бы несправедливо по отношению к Илье, – сказала Соня.
Она словно кричала сквозь стену. Между ними стояла глухая стена непонимания.
Делегации народов Европы, борющихся за обретение государственности, собрались сегодня на четырехдневную встречу в Пор-Мейо. Они намерены выработать обращение к проходящему в Париже Конгрессу народов по вопросу так называемых «национальных меньшинств». На встречу прибыли делегации басков, шотландцев, украинцев, валлонов, словаков, валлийцев, баварцев, узбеков, корсиканцев, каталонцев и бретонцев.
Отмечая разногласия в отношении конечных целей движения, большинство участников сошлись на том, что представители всех национальностей, не имеющих собственных государственных формирований в рамках Объединенной Европы, должны объединить усилия. Только вместе можно добиться осуществления лозунга: «Европа народов, а не Европа наций».
Как ненавидел Джерри Рид тесную камеру своих иллюзий!
