Кандинский раздавил окурок в пепельнице. Пожал плечами:
– Если бы решал я, мы бы это разом прокрутили. Нам такое нужно позарез. Но это политическое решение, это дело правительства. Но никто не знает, что это за правительство...
– Может быть, еврорусские в Европарламенте предложат просить Советский Союз обеспечить этот полет на орбиту? Представь только, Леонид: добрые еврорусские просят Европу обратиться к их правительству с призывом облагодетельствовать американца!
– «Медведям» это очень не понравится. Они решат, что за этим стоит Горченко...
– Именно.
– О! – сказал Кандинский и первый раз улыбнулся.
Спустя два дня – оставалась всего неделя до выборов – Кандинский без предупреждения ввалился в ее кабинет. Костюм его был отглажен, сам он чисто выбрит и, казалось, вполне владел собой.
– Ну-с, есть хорошая новость и плохая, как сказали бы чертовы американцы. Хорошая, что сам Горченко влюбился в эту идею и готов дать команду своей фракции в Европарламенте. Теперь плохая: он настаивает, чтобы Натан Вольфовиц публично попросил его об этом.
– Что?!
Кандинский пожал плечами.
– Конечно, Вольфовиц и так делает все возможное, чтобы Горченко переизбрали, разве что не едет по Транссибирской магистрали и не целует вместо него детишек. Я думаю, Горченко рассчитывает, что отклик на трогательную просьбу американского президента добавит ему минимум миллион голосов.
– А мне надо убедить президента Вольфовица обратиться к нему с этой просьбой – всего лишь.
Глаза Кандинского сузились.
– Это, может, и не так трудно. Военные контролируют международную связь, но, я думаю, Вольфовиц и Горченко общаются иным способом – через доверенных посредников, например.
– А как, интересно, я передам это Натану Вольфовицу? Они там, в Москве, думают, что мне достаточно мяукнуть в трубку?..
– Наверняка у нас, еврорусских, остались «кроты» в КГБ, – сказал Кандинский. – А КГБ знает все о связях твоего сына с Натаном Вольфовицем. Ему и быть доверенным посредником...
Неделю назад это казалось невозможным, но последние опросы показывают, что Константин Семенович Горченко близок к победе на президентских выборах. Хотя оппозиция официальному кандидату коммунистов всегда была символической, поворот фортуны в сторону еврорусских производит сильное впечатление. Казалось, они могут рассчитывать в лучшем случае на двадцать процентов мест в новом Верховном Совете. Теперь им гарантировано большинство, и, возможно, даже решающее большинство.
Американцы, похоже, вернут России на этих выборах то, что отняли на Украине. Но еврорусским следует хорошо подумать о том, что последует за выборами. Вернет ли Красная Армия власть человеку, у которого она отняла власть под прицелом автоматов?
Новый Бобби не переставал удивлять Франю. Прежде она ему не верила – до памятной ночи, когда он вернулся с демонстрации у американского посольства. Вернулся поздно и навеселе.
Мать и отец уже были в постели. Франя сидела в гостиной и пыталась читать. Мысли крутились вокруг этой проклятой демонстрации – флагов, оркестров, «Боже, благослови Америку», – вокруг зрелища, которое, казалось, было затеяно специально, чтобы вывести ее из себя.
– Мы должны поговорить, Франя, нам надо поговорить как брату с сестрой, – сказал Бобби и шлепнулся на кушетку рядом с ней – без приглашения.
Они говорили полночи, и только тогда она поняла – Господи, как поздно! – каково было ее бедному маленькому брату чувствовать себя американцем во враждебном Париже. Поняла, каково стыдиться за свою страну – и любить ее. А Бобби... Он был так великодушен и ни разу ее не попрекнул. Он утешал ее:
– Франя, я очень хорошо понимаю, что ты чувствуешь. Поэтому я вот... решил поговорить. А может, потому что поддавши... все угощали... сама понимаешь... И это в Париже! Проклятого гринго! Понимаешь? Хлоп – и все по-новому! Слушай, сестричка: не надо ненавидеть свою страну. Не оставляй надежду. Семьдесят лет твоя страна была под пятой ублюдков – Сталина, Брежнева... Это была зима, понимаешь... Но за ней пришла весна...
Франя заплакала. Бобби сжал ее руку.
– Не поддавайся, сестричка. Вот я до чего допер – этим вечером. Слушай. Нет долгой зимы, после которой не пришла бы весна. И для тебя придет. Что вращается, то возвращается. – Он улыбнулся, подмигнул. – Это старая американская поговорка. И в русском должно быть что-то похожее.
Теперь Франя плакала в три ручья.
– О Бобби, – всхлипывала она, – какой ужасной сестрой я была! Мне так стыдно!
– Ну маленькие были, сопливые. Теперь мы другие.
Он обнял ее за плечи – как старший брат. У нее никогда не было старшего брата.
Да, младший братик не переставал ее удивлять. И не только ее – мать и отца. Они сидели в гостиной. Мать и отец, держась за руки, – на кушетке, Франя – в кресле, вне поля зрения видеофона, а Бобби – перед экраном. Братик давал по мозгам чиновнику из американского посольства.
– Да, задница вы эдакая, я тот самый Роберт Рид из «Стар-Нет», который дал ему девяносто секунд лучшего экранного времени два дня назад. Мне не важно, что он обкакался. Стащите его с горшка и давайте сюда, иначе вы – вы! – будете в ответе, если в следующий раз я не дам ему ни секунды...
Некоторое время на пустом экране красовался герб Соединенных Штатов, потом появился хмурый человек с лицом хорька – посол США. Он много сделал на выборах Гарри Карсона и получил в награду назначение в Париж.
