Ларк встала и направилась к нему, задевая за колени и извиняясь. Когда она уже была рядом с Джонни, то вспомнила, что оставила пальто в кресле.
— Я забыла пальто, — со стоном прошептала она.
— Я принесу его.
Без капли смущения Джонни направился к креслу, не обращая внимания на тихое раздраженное ворчание. Он вернулся с победой и принялся помогать Ларк надевать пальто прямо в проходе.
Раздались приглушенные выкрики:
— Пригнитесь, пригнитесь.
Подмигивая девушке, Джонни не спешил. Ларк хотелось провалиться сквозь пол.
— Чертовы дурни, — сказал он громко, когда они двинулись к выходу.
Сверху все еще немного сыпал снег. Его было достаточно для внешнего эффекта, но мало, чтобы покрыть землю.
Джонни сверкнул улыбкой и протянул ей руку.
— Я — Джонни Уитфилд.
— Ларк Чандлер.
Она заставила себя пожать его руку, но почти сразу же отдернула свою.
— Куда мы пойдем? — спросил Джонни. — Сейчас ведь канун Рождества. Пол-Лондона закрыто.
Ларк не ответила. Ей с трудом верилось, что она согласилась куда-то идти с Джонни Уитфилдом.
— Как насчет бара? — предложил он.
Она пожала плечами. Они пошли по улице. Джонни хотелось узнать, откуда она — он не смог понять этого по ее акценту, — и Ларк поведала ему сочиненную ею историю об учебе в школе киноискусства в Нью-Йорке.
— Я связан с кинобизнесом, — сказал Джонни уныло. — Поверьте мне на слово: держитесь от этого подальше. Это сплошное жульничество!
— Мне хотелось когда-нибудь поехать в Голливуд. Но в основном меня интересуют съемки документальных фильмов.
— Телевидение — тоже жульничество. Поверьте мне, вы слишком молоды и невинны, чтобы влезать в эту область.
— Откуда вам известно, что я молода и невинна?
— Ваше лицо говорит о том, что вы молоды, а глаза о невинности.
— Мои глаза врут. На самом деле я лгунья, воровка и потаскуха.
— Это мне подходит. А где вы живете?
Но этого она ему не сказала. Ларк уже замерзла и была рада, когда наконец они обнаружили бар, называвшийся «Суон». Они вошли. В бордовом и янтарном оттенках бокалов отражались отблески пылавшего пламени. Скоро они основательно согрелись. Бар был переполнен. Джонни и Ларк прижали к стене у замерзшего, застекленного ромбами окна. Джонни давка как будто не волновала, но Ларк ощутила приступ клаустрофобии.
— Что вы делаете одна в канун Рождества? — спросил Джонни. — Как вышло, что вы не с семьей?
— Они умерли, — коротко ответила она, потом спросила: — А почему вы не с семьей?
— Я пытаюсь уладить здесь дела с фильмом. Было бы не время ехать сейчас назад.
— Бизнес практически затихает на время рождественских каникул, — сказала Ларк. — Вряд ли вы сможете что-нибудь сделать, пока не закончатся новогодние праздники.
— Это так. Но мне не хочется возвращаться в Штаты всего на неделю. Моя мать живет на Богом забытой ферме, а ее навещает приятель, которого я не выношу. А мой брат… который не выносит меня… будет там со своей невестой. Думаю, мне просто хотелось найти предлог, чтобы не ездить туда.
— Что случилось? — спросил Джонни. — Вы выглядите, будто вам дурно.
— Итак, ваш брат женится. — Она отхлебнула имбирного вина. — Когда?
— Кто знает. Он откладывал это сколько мог.
— Почему же он откладывал это? Разве он не любит ее?
— Любит? — Джонни иронически фыркнул. — Держите меня!
— Почему же тогда он женится на ней?
— Люди обычно говорят, что существует только одно соображение, чтобы жениться, и миллион, чтобы развестись. Я бы сказал совершенно обратное: имеется миллион соображений, чтобы жениться, и лишь одно, что развестись.
Он глубоко вздохнул.
— Как вышло так, что вы не женаты?
— Жена оставила меня.
Ларк это не удивило.
— И куда она поехала?
— Думаю, в Нью-Йорк.
— Вы хотите сказать, что не знаете?
— Я не знаю точно.
— И вы с ней совсем не связывались?
— А о чем нам говорить?
— Вы могли бы сказать, что очень сожалеете о том, что оказались по отношению к ней таким паршивым человеком.
Он вскинул голову.
— Очень странно слышать это от вас. Откуда вы знаете, что я повинен в том, что она ушла? Может быть, это она была паршивой.
Ларк твердо встретила его взгляд.
— Я могу догадаться, что паршивым оказались вы.
Темные глаза Джонни были печальны.
— Еще тогда, когда мы встретились в соборе, у меня появилось необъяснимое чувство, что я вам не нравлюсь.
Ларк отвернулась.
Не отрывая от нее взгляда, он насмешливо вздохнул.
— Мне всегда говорили, что я такой очаровательный мужчина.
— Надо признать, очаровательный паршивый мужчина.
— Что еще вы можете сказать обо мне после столь короткого знакомства?
— Давайте посмотрим… Дайте мне вашу руку.
Он охотно протянул ей руку. Она повернула ее ладонью вверх и сделала вид, что изучает линии.
— Вы невероятно талантливы. В самом деле, что-то вроде гения. — У него появился довольный вид. — Но пройденный вами за время вашей карьеры путь был усеян довольно большим количеством ухабов. Многочисленные взлеты чередовались не менее многочисленными падениями.
— У вас это очень хорошо получается.
— Правда? Хорошо, давайте посмотрим. Ну а вот это странно. Такой вот линии я никогда не видела прежде.
— Что это за линия?
— Это линия вины.
— Линия вины?
— Вы чувствуете себя очень виноватым за что-то, однажды содеянное вами.
— Не могу ничего за собой вспомнить такого.
— Это, кажется, не то, что совершили лично вы. Возможно, что-то такое, что вы утаили или о чем солгали.
— Где эта линия? — спросил он.
Она указала на крохотную линию около мизинца.
— Вот так-так! Я даже не знал, что она есть. А что еще?
— Я вижу линию страха.
