— Линию страха?! — Смех у Джонни получился несколько тревожным. — О чем вы говорите?
— Существует кто-то, кого вы боитесь.
— Я думал, когда гадают по руке, говорят только приятные вещи.
— Сожалею, — сказала она холодно, — но все это просто бросилось мне в глаза.
Джонни убрал свою руку.
— Давайте пойдем на улицу. Готов поклясться, Кенсингтон-парк выглядит под этим снегом просто очаровательно.
— Ночью он закрыт.
— Ну, тогда мы посидим на Трафальгарской площади или пройдемся вдоль реки. У вас ведь теплое пальто, не правда ли? Пойдемте.
Они вышли на улицу. Все еще шел снег, но не сильно.
— Где живет ваша мать? — спросила на улице Пенни: ей так хотелось узнать о Сьюзан.
— На окраине штата Нью-Йорк.
— Вы часто ее навещаете?
— Не очень часто. Я заезжал к ней на несколько дней по дороге сюда.
— С ней все в порядке?
Джонни засмеялся.
— Только не рассказывайте мне, что узнали по моей руке, что моя мать больна!
— Она больна? — спросила Ларк с тревогой.
— Да, но как вы узнали?
— Я медиум.
Они подошли к Темзе, остановились у каменного парапета и облокотились о него, наблюдая, как вверх и вниз по реке снуют катера. В покрытой рябью воде отражались огоньки; находившийся в отдалении Тауэрский мост тоже был усеян огнями.
Стараясь не выдать голосом свои чувства, Ларк спросила:
— Что с ней?
— Доктора полагают, что сердце. Я же думаю, что дело в нервном стрессе.
— Какой еще стресс мог случиться на окраине штата Нью-Йорк?
— Вас это удивит. — Он извлек из кармана и вручил ей маленькую коробочку. — Счастливого Рождества, Ларк.
Она моргнула.
— Я кое-что купил для той суки, что подвела меня сегодня. Думаю, что могу подарить это вам. Мне кажется, что на самом деле они подойдут вам больше.
Внутри коробочки находилась пара сережек, сверкающих бриллиантами и сапфирами. Ларк решила, что камни не могут быть настоящими.
— Настоящие, — заверил Джонни, — поэтому не потеряйте их. Такие сережки продают за бесценок в магазинчике в Берлингтон-Аркейд. Я выбирал там что-нибудь для мамы и не удержался, чтобы купить и их.
— Не могу в это поверить.
— Ну вот, вы видите, я не совсем уж и паршивец.
— Что же, спасибо.
Ларк чувствовала себя неловко.
— Почему вы хотите снимать документальные фильмы? — спросил Джонни, чувствуя ее смущение и меняя тему. — Я бы скорее подумал, что вы хотите стать актрисой. У вас для этого подходящее лицо и другие данные.
— Я не могу играть.
— А кого это волнует?
— Меня волнует.
— Я никогда не понимал стремления снимать документальные фильмы. Я был в самом разгаре съемок великолепной картины об уничтожении амазонских лесов. В ней много документальных материалов, но еще и прекрасный сюжет. Сам я человек художественный. Я схожу с ума от хороших сценариев, ярких образов, красивых пейзажей.
— «Был» в самом разгаре съемок? А что случилось?
— Проклятые продюсеры пошли на попятную, когда я почти уже все отснял. Сказали, что я работаю слишком долго и трачу слишком много денег. Обычный вздор.
Несмотря на свою горечь, Ларк почувствовала к нему жалость.
— Я бы хотела снимать документальные фильмы по хорошим сценариям и с хорошими пейзажами. Особенно мне интересны драмы на документальной основе.
Джонни снова фыркнул.
— Что вы делаете в Лондоне? — спросила она.
— Пытаюсь раскрутить новое дело. У меня есть замечательный замысел новой картины.
— А что такое?
— Вы слышали о фотомодели по имени Мария Бен-тон? Она была известна в восьмидесятых годах. Самая молодая фотомодель, попавшая на первые обложки сразу нескольких журналов мод. Она в один день обрела огромный успех. Потом начали всплывать на поверхность некоторые отвратительные факты из ее жизни. Отчим изнасиловал ее, дружок все время ее бил, муж ее женился на ней из-за денег, а потом бросил. Она начала принимать наркотики, а затем занялась проституцией. История ее жизни месяцами не сходила со страниц всех скандальных газет.
— Что с ней случилось?
— Она была избита до смерти своим бывшим дружком. Предполагают, что муж был в это время дома, но ничего не сделал, чтобы спасти ее.
— Звучит ужасно. Почему вы захотели сделать фильм о ее жизни?
— Это фильм не о ее жизни, картина будет об отношениях героини с тремя мужчинами: отчимом, другом, мужем. Сам сюжет был придуман мною. Просто после чтения заметок о Бентон у меня появилась идея.
— Думаю, фильм был бы сильнее, если его снять как «документальную драму». Людям нравится думать, что они учатся чему-то, когда смотрят телевизор.
— Я думал об этом как о художественном фильме.
— Может быть, в этом и состоит ваша трудность, — ответила Ларк рассеянно. — Сюжет этот будет слишком гнетущим для художественной картины. Но для телевизионного фильма это будет великолепно. Особенно если все представить как эпизод из жизни реальной девушки.
— Возможно, в ваших словах что-то есть. Но я ненавижу телевидение. Все переписывается этими проклятыми комитетами. Потом, если монтаж и не уничтожает замысел, за него это делает реклама.
Ларк стало холодно.
— Мне надо идти домой.
— Вы живете одна?
— Да.
— Почему?
— Мне так нравится.
Он обнял ее одной рукой. Она поспешно отпрянула.
— Что это вы делаете?
Он выглядел смущенным.
— Ну… это ведь канун Рождества. Мы оба одиноки… я просто подумал…
— Забудьте! — отрезала она, поворачиваясь и уходя от него.
Он поспешно догнал ее.
— В чем дело?
Ларк беспокоило то, как она до их пор реагирует на прикосновение мужчины. Она чувствовала в этом что-то уродливое, знаменующее боль. Однако она ответила Джонни:
— Я люблю другого.
