процедуру. Она обеспечит мне глубокое проникновение в твое сознание в поисках заблокированного ответа на мой вопрос. Итак, ты готов облегчить участь своей возлюбленной и предоставить свой рассудок в мое распоряжение?
— Да, — бесцветно выдохнул Володя, хорошо понимая, впрочем, что вопрос Императора не был праздным или случайным — видимо, его согласие реально облегчало владыке Анданора то, что тот намеревался с ним теперь проделать.
— Вот видишь, сейчас стена белая, без тени багрянца, — констатировал Император.
Глава 36
СТРАНА ВОСПОМИНАНИЙ
Самодержец повозился немного вне зоны видимости Владимира. Когда же он появился вновь, то держал в руках какое-то приспособление, более всего напоминающее жало бормашины, на таком же, как у нее, гибком металлическом стебле.
— Открой рот, — велел Император.
Владимиру казалось, что сегодня сбываются все его самые страшные сны. Покорно открыл он рот, готовясь к самому худшему. «Ладно, — думал он. — Лишь бы Лею в покое оставили».
— Не бойся, — ободрил его Император, — это почти безболезненно.
Повелитель Анданора приставил выдвинувшееся острие машинки к небу Владимира, и пленник с трепетом ощутил, как нечто оттуда ввинчивается вверх и, казалось, проникает в его мозг, не слишком больно, но пугающе глубоко. Одновременно та часть механизма, что оставалась у него во рту, выдвинула из себя какие-то присосочки и распорочки, надежно и тошнотворно прикрепившись к небу и внутренним поверхностям десен.
— Это освежит твою память, — сказал Император. — Сейчас мы с тобой вместе постараемся докопаться до того, что ты забыл, а если ты морочил мне голову, то и об этом мы тоже узнаем. Ты согласен?
Володя не мог сейчас ни кивнуть, ни сказать «да». С глубинной тоской он отметил, что у него остается все меньше степеней свободы.
Император повозился немного со стеной сбоку, там, откуда, должно быть, и произрастал серебристый шланг прибора, пробурившего дорогу к Володиному мозгу, и сказал:
— Сейчас ты погрузишься в мир своих воспоминаний. Как у вашего Метерлинка — читал его «Синюю птицу?» Страна воспоминаний. Там ты можешь встретить своих бабушку с дедушкой, живых или умерших; свою покойную собачку или, там, дрозда… Даже Лею. Но на самом деле это просто их проекция на твое сознание, просто образы. Не отвлекайся на них. Это в ваших с Леей, я имею в виду настоящую, интересах. Ты меня понял?
— Угу, — невнятно произнес Володя. Он был не в состоянии хотя бы немного прикрыть рот — та часть машинки, что была там, оказалась весьма объемистой.
— Делай там все, что я тебе скажу, — добавил Император и своей рукой закрыл Володе глаза.
«Как покойнику», — успел подумать Володя, когда хитроумное приспособление, снабженное множеством датчиков, впрыснуло в его мозг наркотический препарат, мгновенно прервавший контакт Володи с удручающей действительностью.
Владимиру почудилось, сперва смутно представилось, затем сделалось явью, что он в открытом море, и мягкая, тяжелая волна поднимает его надувной матрас все выше и выше, с космическими перегрузками. Его словно разрывало на части — он казался себе пронзительно маленьким, меньше молекулы и в то же время исполински огромным, необъятным, но слишком уж разреженным. И одновременность этих ощущений наполняла его тоской и безнадежностью.
— Соберись, — почувствовал Владимир понуждающий его голос каждой частичкой своей бесприютно рассредоточенной сразу по всей необъятности вселенной души. И этот голос помог Володе смириться с новым способом бытия, которое он вынужден был теперь вести, и океан безбрежной вселенной вновь обратился в море, но на сей раз в теплое, спокойное, ласковое Черное море, где он лежал на матрасе и его, отплевывая воду, рывками толкал вперед молодой и отчего-то знакомый мужчина. Володя поднял глаза и увидел пляж, набережную и две пальмы на фоне горы.
Он знал, что имеет какое-то отношение к женщине на берегу — красивой и загорелой, но она была слишком далеко, чтобы Володя мог ее разглядеть.
— Не уплывайте далеко! — закричала она, ощутив его взгляд, и Володя понял, что она — его мать.
Мужчина, стало быть, оказался Володиным отцом. Он молча поднырнул под Володин матрас, и коричневые разводы прорезиненной материи залило соленой водой, отчего они сразу сделались темнее. Папа изображал акулу, и Володя что было силы начал грести своими слабыми, детскими, но хотя бы не вмурованными в стену ручонками.
— Орлик, вперед! Орлик, скорее! — услышал он свой собственный пронзительный голос.
«Кто это, Орлик… — подумалось Володе. — А, это же мой матрас зовут Орлик. Это же Морской Конь».
— Кто это такие? — услышал Володя голос Императора. «Странно, — подумалось Володе. — Откуда здесь-то может быть Император, это же Крым».
Как только Владимир потерял сознание, Император поудобнее устроился на троне, надел наушники и нажал на кнопку пульта. Тело Владимира, бессильно обмякшее, висело в стене справа от него и не представляло никакого интереса. А вот стена напротив трона обернулась теперь настоящим просторным экраном, на котором головокружительно мелькали какие-то невразумительные фрагменты звездного неба и прочей ерунды.
— Соберись! — велел Император в отверстие на пульте.
Бесформенные, невнятные, удручающие картины вечности, от которых Императору и самому сделалось как-то тоскливо и отрешенно, встряхнулись и сфокусировались. Император любил лично проводить этот вид допроса — ведь как увлекательно увидеть мир глазами другого человека, тем более партизана с покоренной планеты. Император с интересом глядел на желтую почву захваченной им Земли и в лазурную толщу вод ее моря. Это было очень красиво, Императору Анданора приятно было сознавать, что теперь все эти красоты принадлежат ему. Разумеется, весь ход допроса записывался на пленку, и специалисты смогут впоследствии изучить его во всех подробностях.
— Не уплывайте далеко! — крикнула женщина на берегу. Наушники вполне сносно воспроизвели ее голос, а знание языка позволило Императору перевести сказанное. Это хорошо — порой допрашиваемые дают одну картинку без звука.
Это было обыкновенное детское воспоминание, и эти двое — полуголая до неприличия, с обнаженным животом женщина на желтой, сыпучей суше и мужчина по шею в воде возле плоской эластичной лодочки — скорее всего родители партизана.
— Кто это такие? — спросил Император и спохватился — допрашиваемый не может отвечать вслух, надо приказать ему что-нибудь сделать.
— Если это твои родители, обрызгай отца водой, — велел Император. И на экране, исполненном нездешними яркими, жаркими красками, детская ручонка, докрасна воспаленная от обжигающей радиации расплавленного светила, ударила по воде, и в смеющегося мужчину полетел, сверкая алмазами в яростных лучах земного солнца, целый сноп крупных водяных искр.
«Интересное у них там на земле детство, с их морями», — со смешанным чувством подумал Император. И сказал:
— Ты уже не ребенок, Володя. Соберись. Ты — взрослый. Ты — в своем жилище. Земля захвачена Анданором. Ты — член Сопротивления.
Картинка вздрогнула, образы на ней окрасились красным и задрожали. Мужчина в воде расплылся розовыми, алыми, черными разводами, будто в воду бросили не камень даже, а диффузирующую гранату. Экран сделался непроглядным, но, наконец, из него проступили контуры убогой первобытной мебели. На неубранной кровати лежала Лея и улыбалась. Она была обнаженной — в комнате, несмотря на то что окно было открыто, для дочери Анданора было жарковато.
— Подойди к окну, — велел Император. — Страна воспоминаний, Володя. Не забудь. Лея не настоящая.
Экран качнулся, и распахнутое окно стало ближе на шаг, а потом еще на шаг. В квартирке было слишком темно, чтобы можно было разглядеть детали обстановки. Наконец, окно заняло собой всю стену напротив Императора. Это было бестолковейшее дикарское окно, сделанное из пластин бьющегося материала, который на Анданоре прекратили использовать уже пять тысячелетий назад. Любой пролетавший мимо скримлик разбивал такое, привлеченный его блеском, и древние анданорцы оставляли из-за этого окна распахнутыми на все время их весенних полетов, а то и вовсе снимали створки.
— Оглянись по сторонам! — приказал Император.
Изображение на экране качнулось и опрокинулось. Перед глазами Императора была заснеженная планета, заставленная уродливыми, прямоугольными, без малейшего намека на архитектурные излишества, казарменного вида домами унылого, не различимого во мраке цвета. «Должно быть, земляне задали стенам своих домов столь тоскливую окраску в знак траура по поводу своего захвата Анданором», — подумалось Императору. Тускло светились окна, и большинство из них было задернуто изнутри пестрыми отрезами материи. Вдалеке владыка Анданора заметил контур Ю-179 — универсального броневика, при помощи которых и было произведено покорение планеты. Панорама дремавшего города дорогого стоила — по сопоставлению этих кадров из памяти партизана с данными тотальной съемки планеты, произведенными из космоса еще до ее захвата, в Имперском Вычислительном Центре можно было почти мгновенно вычислить местонахождение партизанского жилища.
— Включи свет, — скомандовал Император.
Экран отразил разворот поля зрения партизана, послушно двинувшегося в угол своей тесной, заставленной бестолковыми коробками мебели комнаты. Он
