— Пойди, погрейся, — предложил он ей, видя, что ее все еще знобит.
Дороти послушно подошла к огню и протянула руки. Она расслаблялась, чувствуя, как тепло разливается по всему телу. Оглянувшись через плечо, она смотрела на Ральфа, разговаривавшего с официантом. Как он красив! Ей с трудом верилось, что она здесь, с ним, что он пригласил ее. Сегодня она могла почувствовать себя его женщиной. Пусть это неправда, пусть игра, но она на всю жизнь останется ярким и приятным воспоминанием. Интересно, привозил ли сюда Генри Маккларти ее мать? Наверное, нет. Он был женат, и, скорее всего, тщательно соблюдал все меры предосторожности, чтобы никто не узнал о его связи.
Дороти отогнала от себя мрачные мысли, чтобы снова не завестись и не сорваться на Ральфе. В конце концов, он не виноват, что родился в богатой и благополучной семье. Она попыталась представить более радостные картины. Может быть, ее мама, молодая и счастливая, сидела на этих скамейках теплыми летними вечерами, болтая с подругами за бокалом коктейля.
Ей нравилось думать, что ее мама была счастлива хотя бы первые восемнадцать лет жизни, до того рокового дня, когда влюбилась в Маккларти, и Дороти улыбнулась.
— Согрелась? — спросил Ральф. Он обрадовался, увидев улыбку на ее лице, которую он приписал магическому действию игравшего в камине огня и дружелюбной атмосфере маленькой загородной таверны.
Дороти вернулась к столику и села напротив. Перед ней лежало меню. В центре стола стояла глиняная кружка с букетом нарциссов. Ральф посмотрел на Дороти. В зеленых фантастических глазах снова появился блеск, щеки порозовели. Он не мог оторвать от нее взгляда: так она была красива! Он представил ее в элегантном платье цвета морской волны. Она была бы просто неотразима. Настоящая леди, подумал он.
Он сглотнул. Да. Она будет с ним все эти дни, пока они не узнают, беременна она или нет, и это было единственно правильным решением, но, боже, как ему будет трудно. Быть рядом с женщиной, которая сводит тебя с ума, и не сметь дать волю своим чувствам — это настоящая пытка. Он протянул ей меню.
— Выбери, что хочешь, — сказал он.
Но Дороти отодвинула в сторону листок и нахмурилась. Ральф выругался про себя. В последнее время он как будто перестал себе принадлежать. Раньше с ним никогда ничего подобного не происходило. Он никогда не встречал женщину, способную заставить его вести себя безрассудно. С Дороти же он чувствовал себя глупым юнцом, в котором игра гормонов заглушала и волю, и разум.
Раньше, занимаясь любовью, он всегда следил за тем, чтобы его девушка предохранялась. Мысль о желанном ребенке никогда не приходила ему в голову. Но сейчас он испытывал какие-то новые ощущения. Неужели в нем просыпаются отцовские чувства? Ральф не мог ответить на этот вопрос, но, когда он представлял, как держит на руках их с Дороти малыша, он таял.
Принесли кофе. Ральф заказал аппетитный «сельский пирог», который был вынут из печи буквально за несколько минут до их приезда. Он отказался от вина и решил перейти к делу, начав издалека.
— Ты когда-нибудь путешествовала? — спросил он, почти не надеясь получить положительный ответ.
— Конечно. А вы удивлены? Разве в ваших краях молодые девушки не путешествуют?
— Постоянно, — ответил Ральф с иронией. Откинувшись на спинку стула, он внимательно рассматривал ее лицо. Вызов в ее колдовских зеленых глазах, тонкий подбородок. — Расскажи мне о своих поездках.
Дороти сначала возмутил этот несколько покровительственный тон, как будто Ральф в чем-то превосходил ее, но, подумав немного, она смирила гордыню. В конце концов, он действительно был старше, умнее и опытнее ее, и она зависела от него.
— В Нью-Йорк. С классом, когда еще в школе училась.
Она не сказала тогда маме, что ее класс собирается поехать за границу, потому что знала, что такое дорогое удовольствие им не по карману. Но секретарь школы сообщил об этом в письменной форме каждому родителю, включая и ее маму. Мама, конечно, готова была пойти на все, чтобы только ее ребенок не чувствовал себя обделенным. Она устроилась еще на одну работу. Глаза Дороти заволокло слезами, когда она вспоминала об этом, и комок снова подкатил к горлу, когда Ральф спросил:
— Тебе понравилось там?
Посмотрев внимательно на Дороти, он понял, что ее что-то расстроило. Он не мог этого вынести. В отличие от многих других женщин, которых он знал, она не умела прятать свои истинные чувства. Светящиеся счастьем глаза от подаренного на день рождения цветка, или глубокая печаль, причина которой оставалась для него загадкой, — любая эмоция сразу отражалась на ее детском личике.
Не в первый раз у него возникало странное ощущение неразгаданной тайны, когда дело касалось Дороти Нильсон. Он сам не понимал почему, но в его глазах она была окружена какой-то загадочной атмосферой. Вот и сейчас, озадаченный этой резкой сменой настроения, он почувствовал, что она что-то скрывает, не все рассказывает о себе. Ральф поклялся, что в течение недели разузнает о ней все. Это было важно.
Хотя кое-что он знал совершенно точно. Знал о ее импульсивности, о ее страстной, не знающей расчета, искренней натуре. Он понял это в ту ночь, когда она безоглядно, словно в омут, кинулась вместе с ним в пучину страсти, не думая о последствиях. Воспоминания о ее нежной коже, чувственных ласках завели Ральфа с полоборота.
Откашлявшись, он отогнал сладкие видения прочь. В это время официант принес заказанное блюдо, и Ральф украдкой взглянул на Дороти. Она уже взяла себя в руки и теперь казалась совершенно спокойной. Когда они остались одни, он снова заговорил:
— Я собираюсь вернуться домой в Калгари. Планировал, что это будет дней через десять. Но теперь, поскольку бригада рабочих наведет порядок в «Маккларти Эстейт» очень быстро, мне, видимо, придется уехать раньше. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
— Но я не могу! — вырвалось у Дороти.
Она покраснела. Почему он хочет взять ее с собой? Она не видела в этом смысла. Если только — ее сердце бешено застучало — если только он не решил продолжить с ней роман. В тайне она сама желала этого. С каждым днем ей становилось все трудней бороться с искушением снова кинуться в объятия Ральфа Аттенборо.
— У тебя нет выбора, — сказал он твердо. — Мне надо вернуться в Калгари. И чем раньше, тем лучше. Поэтому ты поедешь тоже. Если ты еще не забыла, мы были близки, и ты могла забеременеть. — Он с аппетитом откусил большой кусок пирога, который оказался на удивление вкусным. — Мне надо быть уверенным, что все в порядке. Необходимо держать все под контролем. Я не из тех, кто убегает от ответственности, и всегда отвечаю за свои поступки.
От стыда Дороти готова была провалиться сквозь землю. Она положила на стол вилку, которую только что взяла, чтобы начать есть. Пальцы дрожали, и она испугалась, что вилка просто-напросто выскользнет из ее рук. Она еще раз могла убедиться в порядочности Ральфа. Он готов был выполнить свой долг до конца, при любых обстоятельствах. А она-то заподозрила его в корыстных намерениях! Будто он хотел еще раз воспользоваться ею! Нет, это было не так.
А жаль, подумала Дороти.
— Отнесись к этому, как к бесплатному путешествию.
Он так уверен в себе и так серьезен, подумала Дороти. Слава богу, он не догадывается о том, какие мысли закрадываются в ее голову.
Она молча смотрела на него. Его черты были словно выгравированы из камня. Ни одна эмоция не может просочиться сквозь эту маску хладнокровия, мелькнуло у нее. Ей было бы легче, если бы он откровенно признался, что она для него обуза, и оставил бы ее одну расхлебывать ту кашу, которую они заварили. По крайней мере, тогда она имела бы полное право ненавидеть его, а не молить Бога о том, чтобы он влюбился в нее так же сильно, как она в него.
Он может что угодно говорить уверенным, холодным голосом, ничто не заставит меня поехать к нему в Калгари, решительно заявила Дороти сама себе. Быть довеском к его багажу? Нет! Она не станет так унижаться.
