есть, с соседом Гансом и тарелкой попкорна.
Всю дорогу в аэропорт Коннор ждал, что она начнет задавать вопросы, но Натали молчала. Либо она злилась на него за его поведение в той дыре, которую она называла квартирой, либо решила, что нормой поведения для разводящейся пары было молчание.
Но Коннора это не заботило. Он только был рад, что она не давила на него вопросами, потому что не знал, что отвечать.
Самолет был готов к полету. Натали забралась в него, надела шлем и пристегнула ремень.
Потом окатила его ледяным взглядом, когда он протянул руку, чтобы проверить ее ремень.
— Я способна сделать это сама, — холодно сказала она.
Ух-ух, это будет тот еще полет. А еще хуже будет, когда они прилетят и она узнает, что он навешал ей на уши лапшу.
Хотя… Он просто упустил несколько мелочей. И для этого у него была веская причина.
Коннор сурово сосредоточился и повел самолет на взлетную полосу.
Каким мерзавцем нужно быть, чтобы позволить женщине жить в такой дыре, как ее квартирка? И каким болваном, чтобы оставить ее на нежное попечение глыбообразного Ганса? И пусть Натали не понимает этого, достаточно того, что он понимает и предпринял действия.
Но, бог ты мой, какой ад ждет его, когда Натали узнает, что единственной болезнью, которой страдал Джонас, был его своевольный характер старого козла, каким он был всегда.
— Коннор? — ясно прозвучал в микрофоне голос Натали.
— Что?
— Что с Джонасом?
Итак, началось.
— Точно не знаю.
— Врачи еще не поставили диагноз?
— Нет.
— Он что, упал в обморок? Что-то вроде сердечного приступа? У них есть подозрения?
— Нет, насколько мне известно. — И это была правда. Врачи ничего не подозревали, потому что нечего было подозревать.
— Но он никогда за всю свою жизнь не болел.
— Что правда, то правда, но Джонас — старик.
— А кто тебе позвонил? Абель? Марта?
Коннор нахмурился.
— Подай мне, пожалуйста, карту… Спасибо.
Он разложил карту на коленях. Сколько он может делать вид, что изучает маршрут? Достаточно времени, чтобы сочинить ответ, хотя он прекрасно знает, что никакой ответ не спасет его. Натали потребует деталей…
— Контор? Ты слышишь меня?
Он сложил карту, сунул ее в ящик и бегло глянул на жену.
Может, сказать ей правду? Они находятся на высоте мили над землей. Что она сможет сделать?
Все, что угодно, начиная с того, что обзовет его придурком, а потом потребует отвезти ее обратно в Майями. Черт, он просто не знает, чего можно ожидать от нее. Он больше не знает свою жену. Куда девалась та милая девушка, на которой он когда-то женился? Что стало с той верной подругой, которая помогала ему советами и уговорила бросить школу адвокатов, зная, что из него получится дрянной адвокат? Куда исчезла та девушка, которая работала вместе с ним день и ночь?
Исчезла, а вместо нее появилась женщина с холодными глазами, которая сидела теперь рядом с ним.
Может, он сделал ошибку, заставив ее лететь с ним? У нее теперь своя жизнь, свои интересы.
Еще не поздно развернуть самолет и сказать ей правду. Сказать, что с Джонасом все в порядке. Сказать, что ничего нет страшного в том, что она не хочет быть с ним. И если она хочет провести вечер в компании Ганса, это ее дело.
И даже если хочет провести с ним ночь…
— Коннор, ответь же, что с Джонасом?
Он посмотрел на нее.
— Что ты сказала?
— Я спрашиваю…
— Черт, что-то с микрофоном. Я не слышу ничего…
— Ты не слышишь меня?
— Не слышу. — Он постучал по своему шлему.
Натали нахмурилась, поправила микрофон и прокричала:
— Я спрашиваю, что с Джонасом?
— Ничего не слышу, — проорал он в ответ. — Ни слова.
Она долгим взглядом посмотрела на него.
— Ты лучше не ври мне, мистер Уорнер, потому что я просто убью тебя.
Коннор невинно улыбнулся.
— К сожалению, ничего не слышу.
Натали нахмурилась, потом откинулась на спинку кресла и уставилась в иллюминатор.
Они уже летели над заливом, а Натали все еще кипела от злости.
Почему она не расспросила его о Джонасе до того, как села в самолет?
Джонас при смерти? Что-то мало верится.
Джонас слишком зловредное существо, чтобы запросто умереть. Кроме того, если Коннор явился к ней для того, чтобы сказать об этом, стал бы он вместо этого загребать когтями землю и доказывать Гансу, что он все еще ее муж?
Вся эта ситуация явно пахнет керосином, в этом Натали не сомневалась. И с Джонасом все наверняка прекрасно, она чувствовала это всеми клетками своего существа.
Итак, она летит в Техас со своим почти бывшим мужем без всякой причины. Видимо, Коннор, увидев, что она умудрилась устроить свою жизнь без него, просто не смог этого перенести.
А что, если она скажет ему: ты мне не нужен больше, мистер Уорнер?
Но как она сможет сказать это, если это ложь?
Он нужен ей, иначе почему она просыпается каждое утро с невыносимой пустотой в сердце?
Со слезами на щеках и его именем на губах?
Привычка. Только и всего. Это как бросить курить, сказала ей Лиз Филдинг во время одной из долгих бесед. Ты знаешь, что бросить курить хорошо, но привычка умирает долго.
Привычка. Невозможно прожить с мужчиной десять лет, а потом за неделю научиться жить без него.
Но постепенно она привыкнет. Уже теперь она видела, сколько новых, приятных мелочей появилось в ее жизни. Например, на дверях ванной больше не висят мокрые полотенца, и, если ей хочется почитать посреди ночи, рядом с ней никто не начинает ворочаться и, накрыв голову подушкой, не говорит: «Все хорошо. Свет мне совсем не мешает».
Более того, ей никого теперь не нужно бессмысленно ждать в конце дня. Странно, зачем она делала это последние пару лет? Зачем было ждать человека, который почти всегда звонил ей в семь вечера, чтобы сказать, что не придет к ужину? Зачем ей вообще нужно было находиться рядом, когда он являлся в девять или десять, посылал ей по воздуху поцелуй и объявлял, что дико устал? Если он вообще приходил домой, а не проводил ночь где-нибудь в Вермонте, или в Калифорнии, или на Бали, но только не в своей постели и со своей женой.
Жгучие слезы застелили глаза Натали. Гневные слезы. Нет, ее чувства к этому мужчине умерли. Ничего, кроме гнева, от ее чувств не осталось. Она злится на него за то, что он вычеркнул ее из своей жизни за исключением тех моментов, когда нуждался в физическом облегчении или когда хотел выставить напоказ элегантно одетую куклу.
Самолет наклонился вправо.
