—
—
—
—
—
—
—
—
На Южной веранде
Кукла с Котом — не хуже остальных — ужинали. (
Кукла расхохоталась, бумажной салфеткой вытерла ему щеку.
— Ну так и что ты скажешь? — пробубнил Кот, глотая тесто.
Кукла стерла улыбку и поспешила тоже набить свой рот едой — а ведь когда я ем, то глух и нем, научили ее в детском еще саду, когда волосы были не в пример короче, трава не в пример зеленее (и не в хлороформе дело), недели не в пример длиннее, и не было необходимости принимать сложные решения.
— Ничего не скажешь, — констатировал Кот, принимаясь за сворачивание в трубочку второго куска. — Милая, люди должны разговаривать, хоть иногда. Ты за сегодняшний день произнесла четыре слова, и два из них были «доброе утро»…
— А еще два? — глотнула Кукла.
— Грязные ругательства во время традиционного причесывания ваших волос, фрау Рапунцель, — улыбнулся Кот невесело.
— Ты читала новеллу Борхеса «Ульрике»? — неожиданно спросил он, наливая в свою кружку с ахалтекинцами крепкого чаю.
— Ннне помню, — обрадовалась Кукла перемене темы, — не помню, вот «Энциклопедию вымышленных существ» — помню, я ее несколько раз перечитывала, раз даже, наверное, семь, а Ульрику твою нет, а что? А что?
— Почему-то вспомнил, — пожал плечами Кот. — Очень спокойный, удивительный рассказ, его хочется перечитывать несколько раз подряд. Все действие длится один вечер и еще один день. Латиноамериканец Хавьер знакомится в Англии со скандинавской девушкой Ульрике. Понимает, что влюблен. Она спрашивает его: а что такое быть колумбийцем? Наверное, это вопрос веры — отвечает он. То же самое, что быть норвежкой — соглашается девушка.
— И что дальше, — спросила Кукла, она любила слушать Кота, — они остались вместе, колумбиец и Ульрике?
— Они оставались вместе один раз, — усмехнулся Кот, и процитировал немного нарочито — «Время текло, как песок. Век за веком длилась во тьме любовь, и образ Ульрики в первый и последний раз был моим».
— Как красиво, — выдохнула Кукла, она была впечатлительна.
— Чаще всего так и бывает, — Кот отпил чаю, посмотрел на подавшуюся вперед Куклу, — незначительный разговор, за которым следует что-то совершенно непохожее на адский секс или групповой суицид, запоминается на всю жизнь и меняет всю жизнь, вот ведь что. Но я даже не об этом, пупс.
— А о чем? — спросила Кукла через пару минут молчания.
Кот помолчал, неторопливо вращая перед собой тарелку, и спросил негромко:
— Что это такое — быть тобой? Вопрос какой веры? Объясни мне.
Замолчали оба.
Пицца подсыхала в картонной плоской коробке, сыр застывал бледными лодчонками, алые круги помидоров меняли цвет на более темный, из ночного Сада привычно летели на свет некрупные насекомые, фоном мурлыкало радио, кажется, MAXIMUM.
Кукла прикусила зубами кончик длиннейшей косы, стоит ли вспоминать удивительные новеллы Борхеса, подумала она, когда перед глазами стоит и стоит доктор, милейший человек, сама любезность, аккуратные седины, безукоризненной белизны халат, на кармашке вышита монограмма, ничего не бойтесь, вот он снимает очки в старомодной и роговой оправе, вот он протирает стекла специальной замшевой тряпочкой, вот он произносит негромко, очень, очень сожалею, но вам с одной из рук вон плохо работающей почкой навсегда следует отказаться от попыток забеременеть, мне очень жаль, поверьте, позже, если пожелаете, я смогу ознакомить вас с действующей программой усыновления детей-сирот.
Вдруг из глубины Дома послышался странный, пугающий множественный вой.
— Господи Боже мой! — побледнела Кукла и вцепилась похолодевшей рукой в крепкое котово плечо, — я боюсь, я боюсь…
Кот аккуратно отсоединил ее побелевшие от напряжения пальцы и распахнул дверь. Через какое-то время по коридору необычно для себя быстро прошагала Марго, на ходу ровным голосом разговаривая по телефону:
— Я прошу прощения, Тимофей Ильич, но завтрашнее мероприятие не состоится, по независящим от меня…