чем положено по инструкции.
— Керри, я боюсь предположить, но мне кажется у тебя есть уже свои мысли по этому поводу?
— Сэр, я просто излагаю факты! А предполагать и делать выводы ещё пока рано. Мне эти факты в рапорте на полковника указывать или же повременим?
— Слушай, я должен завтра сам лично допросить этого рядового Симмонса! То, что его отправим на континент — это ясно! Но, пока он здесь, с него можно состричь неплохой клок шерсти. Сейчас поместите его под охрану, а завтра с утренней колонной отправляйте его ко мне в городок.
— Сэр, куда мне его поместить? Камера у меня всего одна! Она хоть и рассчитана на восьмерых заключённых, но в ней находятся русские пленные морпехи. Вы же знаете, что содержание пленных противников и своих задержанных в одной камере — это грубейшее нарушение всех инструкций.
На том конце провода воцарилось молчание. Потом Диксон, немного обдумав создавшуюся ситуацию, произнёс:
— Ведь действительно, запрещено! Ну ведь у тебя нет ещё одного помещения и нет дополнительных людей, чтобы выставить охрану. Значит дополнительная головная боль, которая не нужна никому. Но ведь, с другой стороны, это может быть оперативной разработкой. Задержанный Симмонс подозревается в работе на русскую разведку или на «ка джи би». Если его поместить в одну камеру с пленными, он может попытаться выйти с ними на контакт или подать какой-либо знак. Вы улавливаете ход моих мыслей, сержант?
Керри конечно же улавливал ход мыслей хитроумного подполковника. Наверняка попытается утереть нос рыжему «айришу» О`Кинли, который сейчас неимоверно занят с прилетевшими «тюленями», что-то разрабатывает и готовит какую-то операцию, набирая баллы в глазах как гарнизонного, так и флотского начальства. Катера на завтрашний выход готовятся в бешеном темпе. Даже Диксону не удалось сунуть туда нос. Гаррисон сидит уже несколько часов у себя в кабинете с прибывшим флотским капитаном и не показывает носа. В случае какой-нибудь неприятной ситуации с задержанным Симмонсом Диксон всё легко может свалить на Керри. Телефонный разговор к делу не пришьёшь, и комендант может завернуть так, что сержант военной полиции останется виноватым со всех сторон.
Керри тихонько выругался в сторону и прислонил ухо к трубке.
— Я понял вас, сэр! При транспортировке задержанного также перевозить с русскими?
— А у вас есть ещё одна машина для отдельного заключённого? Нет! А задержанного Симмонса надо оградить от личного состава колонны и конвоя. Мало ли что взбредёт ему в голову, а дружков у него, как вы сами знаете, предостаточно. Так что пусть путешествует с русскими!
— Сэр, но я ведь могу лично доставить его на своём джипе в гарнизон отдельно от колонны.
— Сержант, давайте без самодеятельности! Спецавтомобиль у вас есть, закрывайте за решётку пленных и Симмонса, выставляйте охрану и — вперёд! Я сейчас отдам все необходимые распоряжения по встрече и размещению пленных и задержанного. Всё, конец связи, сержант!
Керри заварил ещё одну порцию кофе и уже громко вслух выругался. Диксон опять ухитрился обойти все подводные камни и добиться нужного ему результата.
Немного успокоившись, Керри вызвал старшего дежурной смены и отдал необходимые инструкции по размещению задержанного Марти Симмонса. Бедолага до сих пор сидел в допросной и очумело мотал головой. Удар, мастерски нанесённый сержантом, давал о себе знать, в голове шумело и немного подташнивало. Полицейские отцепили Симмонса от стула и отконвоировали к камере.
— Всё-таки к русским? Парни, а может не стоит? — попытался вякнуть заключённый и тут же втянул голову в плечи, опасаясь очередного тумака.
— Шеф дал инструкции специально для тебя, ниггер. Так что ничего личного, Марти! Я думаю, русским медведям понравятся твои пухлые губки, — хохотнул старший смены, снимая с Симмонса наручники и проводя контрольный досмотр задержанного перед посадкой в камеру. Второй полицейский в это время, напряжённо наблюдая за пленными, открыл все замки на двери-решётке, перевёл винтовку на грудь и направил ствол в камеру. Русские пошевелились, повернули головы с ленивым любопытством, рассматривая сцену возле камеры. Дверь резко открыли и пинком отправили Симмонса вовнутрь, тут же захлопнули и начали закрывать на все замки. Выполнив все процедуры, второй конвоир и старший смены ушли, оставив возле камеры одного часового. Полицейский с интересом уставился на русских и забившегося в угол задержанного рядового.
Один из русских морпехов, поменьше ростом и помоложе, с интересом уставился на чернокожего и пропел что-то на своём тарабарском языке:
— А мы с приятелем сбежали с Колымы, а мы с приятелем бежали бааасиком, нннапоследок дали круг вокруг тюрьмы, патаму што ведь тюрьма эта нааш дом!
Симмонс, услышав непонятные слова, ещё сильнее вжался в угол возле унитаза- параши и мысленно перекрестился.
Молодой пленный чему-то рассмеялся. Второй морпех, великанского роста и постарше возрастом, встал с лежака и медленно подошёл к Симмонсу. Тот зажмурился и ещё сильнее вжался в стенку. Полицейский за решёткой с интересом наблюдал за развитием событий.
— Слышь, любезный! Ты чего возле туалета расселся? Иди на лежанку, дай спокойно помочиться, — на довольно неплохом английском произнёс великан. Марти с удивлением открыл глаза. Русский не угрожал и не издевался, а просто предлагал пересесть. Он осторожно, бочком перешёл к лежанкам. Второй пленный, весь в бинтах, с мученическим выражением лица указал ему на место рядом с собой и к удивлению тоже на английском пробормотал:
— Садись, проклятьем заклеймённый.
Рядовой с опаской сел на уголок. Русский медленно продолжил, тщательно подбирая слова:
— Смотри, вон там ещё кровать, сам раздвинь, а то, как видишь, я немного ранен и мне трудно.
Марти кивнул, давая знать, что он понял, подошёл к стене и отстегнул металлическую койку. Уселся и с удивлением начал рассматривать сокамерников. Великан-морпех, справив малую нужду, вымыл руки под краном, вытер руки о бумажное полотенце и, скомкав его, кинул в мусорное ведро.
— Смотри, Кошак, у них нормальных вафельных полотенец нет, бумагой вытираются! — сказал он по- русски и, сев на свою койку, уставился на Симмонса.
— Ну что, противник, а теперь сокамерник, давай знакомиться, — сказал он на английском.
Симмонс испуганно покачал головой. Если подозревают в связях с русскими, то его поведение красноречивее любых слов скажет о том, что он всё-таки в чём-то замешан. Надо вести себя так, чтобы не усугубить своё и так не лучшее положение.
— Тащ капитан, ссыт он чё-то, — высказался со своего лежака вольготно разлёгшийся Кошкин, — наверно боится, что в шпионаже обвинят.
— Ага, заметил, — ответил также по-русски Булыга и продолжил по-английски, — слышишь, не хочешь знакомиться — твоё дело, но меня зовут… — тут он немного задумался, — слышь, Кошара, как ему сказать, чтобы он понял?..
— Да легко, тащ каптан, щас я ему заясню, — матрос повернулся к Симмонсу и продолжил на английском, — меня зови Кэт, Кот по-вашему, его зови Стоун, Камень по-вашему.
— Котёнок и Валун, — повторил по-своему Марти, а потом, видно решившись, представился, — я Марти, рядовой из хозяйственной обслуги.
— Командир, его Мартой зовут как бабу, — пересказал для Булыги Кошкин.
— Кошак, вот ты лупень, он — Марти! Имя у ихних мужиков такое! Полное — Мартин будет.
— Да-да, Мартин, — подтвердил Симмонс.
— Ха, как гуся из сказки про Нильса! — обрадовался Кошкин и почему-то зашевелил ноздрями. — Шеф, сдаётся мне казачок не засланный, а просто марихуанщик заядлый — от него коноплёй за версту разит.
— Да ты откуда знаешь?
— Да запашок какой-то знакомый, щас я его подопрашиваю, — Кошкин поудобнее улёгся, примостив перебинтованную руку, и снова обратился к чернокожему сокамернику на английском:
— Скажи мне, Мартин, ты… эээ… куришь каннабис?
Негр, поняв смысл слов, испуганно дёрнулся. Ерунда какая-то, на протяжении полутора лет он свой маленький бизнес и увлечения весьма удачно скрывал, а тут в течение нескольких минут русский мальчишка
