— Что это? — спросила Терайн, подходя к аппарату.
— Это ответ на ваши слова о том, что я ничего не делаю для своего войска, — ответил Аскер.
Терайн пожала плечами и отошла.
— Господин Сфалион! — крикнул Аскер, заметив Сфалиона, который выглянул из окна второго этажа. — Господин Сфалион, помогите установить
— Какую
— Сейчас увидите, господин Сфалион, только давайте ее установим.
Сфалион спустился вниз, позвал солдат, и они с величайшими предосторожностями и под руководством Аскера втащили Лагреад на веревках на крышу постоялого двора.
С крыши открывался великолепный вид на степь. Широкий и полноводный Ривалон сверкал на солнце, а за ним, за узкой полоской песчаного берега, колыхались еще седые от ночного тумана травы. Свежий ветер летал над степью, волнами вздымая траву и разгоняя утреннее марево. Бесчисленные палатки сайрольцев и буистанцев, пестревшие вдали, придавали степи красочность, присущую ей только весной, в период ее буйного цветения.
Аскер с сожалением созерцал эту картину: к обеду она будет представлять собой мрачное пепелище.
— Пора выводить войска, — сказал Сфалион. — Противник уже зашевелился.
— Погодите с этим, — попросил его Аскер. — Я хочу показать вам оружие в действии.
— Оружие? — переспросил Сфалион. — Эта штука — оружие? По-моему, она больше похожа на астрономический прибор.
— Да, в каком-то смысле это астрономический прибор, — сказал Аскер. — Сейчас вы увидите, как он действует, и я думаю, это не оставит вас равнодушным. Дайте только срок.
Сфалион выжидательно посмотрел на Аскера, теребя массивную золотую цепь, висевшую на шее: за рекой сайрольцы и буистанцы уже поднимались в атаку.
— Сейчас, господин Сфалион, только подпустим их поближе, — сказал Аскер, взглянув на небо. Его интересовало солнце. Солнце — это был главный залог их успеха, но и слабое место. Сейчас солнце светило в полную силу, разливая по степи свет, живительный и смертоносный.
На крышу поднялся Моори.
— Лио, — сказал он, — не пора ли? Там сайрольцы уже вплотную подбираются к мосту.
— Сейчас, сейчас, только настрою аппарат.
Аскер стал крутить рычажки, поворачивая зеркала в нужное положение. Свет постепенно собирался в зеркалах, зримо струясь между ними и обретая яркость. Из призмы потянулись лучи света, пучками расходясь в стороны. Аскер подкрутил еще какую-то ручку, и эти пучки стали собираться воедино, сливаясь и приобретая ярчайший блеск, превращаясь в сноп света, такой плотный, что, казалось, он высечен из куска самого солнца.
Луч простерся над степью, как разящее копье, как след летящей к цели стрелы. Он приковал к себе все взгляды — и тех, кто стоял внизу, и тех, что собрались за рекой. Они задрали вверх головы, тыча пальцами и выкрикивая бессвязные междометия. Кто-то подбросил вверх шапку, и она, занявшись ослепительным пламенем, сгорела в одно мгновение, даже не оставив ветру пепла, чтобы развеять над степью.
— Вы видели это? — прошептал Аскер, пораженный гибелью шапки не менее остальных.
— Начинайте, пока они не разбежались, — сказал Сфалион, судорожно сжав кулаки.
Аскер завертел ручку, опуская луч ниже. Вот он коснулся голов всадников в передних рядах вражеского войска, и они с дикими криками повалились с берке в траву, объятые пламенем. Луч опустился ниже, касаясь все новых и новых голов, пока не замер на уровне груди пешехода — так, чтобы никто не мог укрыться.
Над степью разнесся запах паленого мяса. Аврины и берке бегали от луча, не разбирая дороги, но он вертелся во все стороны, где бы они ни пытались укрыться от него. Да и где им было укрыться — степь была голая, как колено, и ни один холм с той стороны Ривалона не нарушал ее раздолья.
Аскер вертел Лагреадом во все стороны, как хотел: в отличие от Стиалора, Лагреад был единым целым со вращающейся платформой. Это усовершенствование они внесли вместе с Эрфиларом, чтобы в походных условиях не приходилось собирать Лагреад по частям, а пускать в дело, едва установив его.
От аппарата исходил жар, как от хорошо натопленной печи. Это и еще то, что его приходилось вертеть, — а он, как-никак, был довольно тяжел, хотя и хорошо смазан, — утомило Аскера. Он кивком головы подозвал к себе Моори и велел ему продолжать, а сам спустился с крыши и присел на скамейке у стены, спрятавшись в тень.
Подошла Терайн и села рядом с ним.
— Аскер, я ошибалась в вас, — тихо сказала она. — Вы чертовски ловко вышли из этой ситуации. Где вы достали эту игрушку?
— Какая разница? — Аскер поднял глаза на Терайн. — Может, я ее придумал, а может, украл.
— А я все думала, куда это вы послали Моори с отрядом в сорок восемь воинов. Кстати, почему вы попросили его заменить вас там, наверху?
Аскер поморщился. Он не любил говорить о своих слабостях или о том, что он считал за таковые, а вид горящих тел и безумных глаз жертв, на которые уже легла тень смерти, приводили его в содрогание.
— Не могу созерцать эту бойню… — выдавил он.
— Да, это не честный поединок, — согласилась Терайн, — но с каких это пор война стала честным поединком? На войне, как известно, все средства хороши.
— Оставим это, — отмахнулся Аскер. — Не надо ничего говорить в оправдание наших действий, — оставим все, как есть. Или мы их, или они нас. Уж лучше мы их, и не все ли равно — как?
— Вы предпочитаете честную борьбу, Аскер?
— Я предпочитаю равного мне по силам противника и борьбу один на один. Только я и он, и никого между нами. Вот тогда-то все средства хороши.
Терайн захотелось сказать что-нибудь, чтобы развеять моральные терзания Аскера, но она не посмела. Она боялась своим сочувствием ранить его самолюбие. Но он спокойно перенес бы ее жалость: его собственное мнение о себе ранило его куда больше.
«Убийца, — подумал он в свой адрес. — На тебе кровь тысяч жертв. Вот и живи с этим,
Глава 39
В стане врагов царило глубокое смятение. Остатки войск, выступивших этим утром, в полном беспорядке отступили в степь, к основным силам, куда, по их мнению, луч достать не мог. Раненых почти не было: тот, кого луч задевал хоть краем, сгорал дотла, и лишь редким счастливцам удалось избежать этой участи. Но каждый, кто вернулся с этой бойни, задавал себе один и тот же вопрос: уцелел теперь, но уцелеет ли он во второй раз и доживет ли до третьего? Сила оружия эстеан превосходила все, что они видели на своем веку, — она была чудовищной и неправдоподобной.
Впервые князья сайрольских племен засомневались в том, ради чего они пошли в союзники к королю Рисгеиру. Собравшись вместе, они вошли к нему в шатер, и князь Альтсерг — тот самый, что первым напал на Болор, сказал:
— Государь Рисгеир, наши войска разбиты, наши воины и наши берке мертвы. Ты обещал нам славу и богатую добычу, но пока этого не видно, зато видно обугленные трупы. Их много, и будет еще больше, ибо сама Ранатра вселилась в тайное оружие эстеан. Что скажешь на это?
Рисгеир обвел взглядом хмурых князей, стоявших плотно, локоть к локтю. В их глазах он читал одну и ту же мысль, и эта мысль была не в его пользу. До сих пор ему удавалось держать их в своих руках, но теперь, похоже, они собирались покинуть его. Надо было срочно делать что-нибудь, чтобы переменить их
