— Какая жалость! — покачал головой Аскер, изобразив участие. — Нам будет так недоставать его сегодня!
Сколь фальшивы чувства придворных! Тот, кто умеет лучше всех притворяться, достигает наибольшего успеха и, обласканный милостями короля, вызывает зависть окружающих.
Аскер поискал глазами Моори, которого посадили за другим столом, соответственно его скромному положению. Моори сидел вполоборота к своей соседке, дочери начальника округа северного предместья, и сдержанно отвечал на ее расспросы, а она щебетала, точно птичка, ни на минуту не умолкая. Наваленная изрядной горой еда в тарелке Моори была нетронута: видно было, что он изо всех сил старается быть вежливым со своей собеседницей, хотя это ему и нелегко дается.
Аскер улыбнулся. Он ничем не мог помочь Моори, сидя так далеко от него. Хотя… Дочь начальника округа, вдруг почувствовав дикий приступ голода, уткнулась в свою тарелку и принялась уминать ее содержимое. Моори сперва недоуменно уставился на нее, но потом перехватил взгляд Аскера и, хлопнув себя по лбу, послал ему благодарную улыбку.
Когда пирующие утолили первый голод, король поднялся с места и сказал:
— Господа! Сегодня мы собрались здесь, чтобы отметить важное событие — взятие крепости Фан- Суор. Это великая победа в той войне, которую мы ведем с Аргеленом в течение многих веков. Фан-Суор — важный стратегический пункт, это твердыня, владение которой сулит Эсторее немалые выгоды. Она была построена королем Фуэреном Валесиаром в… в…
— В две тысячи сто девятнадцатом году, — подсказал королю Дервиалис, сидевший справа от Фаэслер Сарголо.
— Да… Так вот, на протяжении всего своего существования крепость переходила из рук в руки, пока три дня назад над ее башнями не взвился вновь эсторейский стяг. Возблагодарим же богов за то, что они даровали нам эту победу! Благодарим Нура, который стал на нашу сторону в битве и помогал эсторейским мечам и стрелам разить противника. Благодарим Матену, которая в самый ответственный миг погасила луну, лишив аргеленских дозорных возможности видеть. Господа, среди нас находится аврин, чьим мольбам вняла небесная богиня. Аскер, мы приветствуем вас!
Аскер поднялся, кланяясь во все стороны.
— Да здравствует господин Аскер! — закричали придворные. — Да будет Матена благосклонна к нему и ко всем нам! Да пошлют боги господину Аскеру долгую и славную жизнь, да окажут ему все милости!
Аскер посмотрел вокруг. Вопящие рты, горящие глаза… Каждый стремился показать окружающим, как он славит господина Аскера, выражая свои верноподданнические чувства и уважение тому, кто сейчас в фаворе. Пусть король видит, как они любят его любимца! И так до тех пор, пока он не перестанет им быть.
Все министры во главе с Дервиалисом и Галором надрывали глотки, выкрикивая благие пожелания, отчего у Аскера закладывало уши. Фаэслер же не кричала, а только улыбалась, вежливо и пресно. Любовница короля могла себе это позволить.
— Господа, прошу тишины! — хлопнул в ладоши король. — У вас еще будет время поздравить господина Аскера с успехом. А сейчас я хочу объявить о награде, которую заслужил наш герой.
По правде говоря, Аскер не рассчитывал ни на какую награду, — единственным его желанием было убраться подальше из этого дурдома. Но король желал наградить его, и ему следовало подчиниться.
Король поднял хрустальный кубок с эмблемами дома Валесиаров, предназначенный именно для такого момента. Этот кубок каждый эсторейский король подавал особо отличившемуся герою в знак своей милости. Итак, король поднял кубок, и тут же к нему подбежал лакей с серебряным кувшином и налил в кубок густую белую жидкость — молоко берке.
Следует сказать, что молока в Скаргиаре пили очень мало, а такие излишества, как масло и сметану, употребляли только в медицинских целях. Гропалы, главный источник шерсти и мяса, давали молока ровно столько, чтобы выкормить своих детенышей, но все же немного молока от них можно было получить. Другое дело — берке: гордые, осторожные и привязанные лишь к своим хозяевам, они зачастую не подпускали авринов к своим детенышам, а выдоить молоко у своенравной кобылицы было посложнее, чем сразиться с дюжиной воинов. Так что молоко берке было редкостью, достойной стола монархов, и то лишь по большим праздникам.
Протянув наполненный кубок Аскеру, король сказал:
— Я долго думал, как наградить тебя, Аскер, и понял: ты рожден для славных дел. Я награжу тебя не драгоценными камнями, не золотом и платиной, не дворцами и угодьями, а постом, на котором ты, без сомнения, стократно умножишь свою славу и славу Эстореи.
«Что же это за пост? — подумал Аскер. — Ринар, в самом деле, болен, но он еще не умирает».
— Лио Фархан Аскер, — напыщенно произнес король, — ты назначаешься комендантом отвоеванной тобой крепости Фан-Суор.
— Как?! — вырвалось у Аскера. — Ведь у крепости уже есть комендант — господин Каленсор. Он потрудился для захвата крепости больше, чем я, и у него больше опыта в военном деле!
— Ну-у, — протянул король, — о том, кто больше потрудился для захвата крепости, предоставь судить мне, а о том, что у тебя мало опыта, не волнуйся: я же вижу, как ты быстро всему учишься.
«Значит, я должен буду покинуть дворец, — с досадой и горечью подумал Аскер, — и торчать в крепости среди морских туманов. Через две недели король выкинет меня из головы и будет вспоминать лишь тогда, когда положение на фронте станет угрожающим. Слава!.. Какая еще слава? В Фан-Суор у меня не будет никаких шансов добиться успеха: у Аргелена слишком сильная армия, да и, сидя безвылазно в крепости, я ничего не смогу сделать.
Кто же дал королю такой
Все то, что заняло столько места на бумаге, пронеслось в мозгу Аскера за единый миг. Судорожно сжав кубок, Аскер оглянулся кругом. Все взоры были устремлены на него. Сезирель сидел, словно каменное изваяние, хитро улыбаясь и прищурив левый глаз. Аскер незамедлительно залез к нему в мозги, но там было только: «Кажется, я переел сегодня. Надо будет сесть на диету».
Раздосадованный на заботы Сезиреля лишь о своем желудке, Аскер обернулся к королю. Тот стоял, облокотившись о стол, и выжидательно смотрел на Аскера. Пауза затягивалась.
— Я понимаю, — сказал король, прервав краткий миг молчания, — эта новость неожиданна для тебя, Аскер. Счастье всегда застает нас врасплох, сколько бы мы его ни ждали.
«Тоже мне счастье», — подумал Аскер. — Мой король, — решительно сказал он, — я не могу принять вашу награду. Я недостоин ее. Посмотрите на меня хорошенько: разве могу я, с моей-то комплекцией, стать авторитетом для солдат, которые окажутся у меня под началом? Да меня тошнит от одного только вида крови, а при виде трупа я сразу падаю в обморок! Господин Равалль не хотел пускать меня на остров, и если бы не господин Моори, ноги моей там не было бы! Как только я подумал об аргеленских мечах, мне сделалось дурно, но я должен был туда поехать, потому что я один знал, где находится подземный тоннель. Всемогущая Матена зло подшутила надо мной, открыв эту тайну мне, когда кругом было сколько угодно более достойных личностей! Это все — одно большое недоразумение!
Аскер разошелся не на шутку. Он выдвигал в свой адрес все новые уничтожительные аргументы, впившись в короля взглядом, красноречиво говорившим: «Разве ж это неправда?!» И чем дальше он говорил, тем больше понимал, что это становится просто смешно. Он не понимал, почему придворные не смеются над ним, рискнувшим заняться самобичеванием, в то время как все остальные из шкуры вон лезли, чтобы казаться добродетельнее, чем на самом деле.
Но придворные не смеялись. При дворе существовало негласное правило — ни в коем случае не говорить королю «нет», что бы ни случилось. Даже Ринар, Дервиалис и Сезирель, как они ни презирали короля, неукоснительно соблюдали это правило. Аскер его нарушил. И теперь придворные с замиранием сердца ждали, что король покарает наглеца. За такое вопиющее нарушение этикета любой король должен был бы обрушить на голову святотатца всю мощь своей королевской власти.
Но только не король Аолан. Потому что он был Тюфяком.