Заря над Скаргиаром

культуры туда, несомненно, пустят. Аскер решил наведаться туда в ближайшее время.

Моори пришел под утро, совершенно трезвый, но очень уставший. Зайдя в кабинет и с ходу повалившись в кресло, он сказал:

— Лио, это ужасно.

— Ужасно? — переспросил Аскер, спросонья моргая глазами. — Странно, когда я уходил, все вроде бы складывалось в твою пользу. Неужели твоя соседка по столу оказалась такой ханжой?

— Нет, она не оказалась ханжой, — простонал Моори, — скорее наоборот, я бы сказал, слишком уж не ханжой. У нас в Байоре, да и во всем Гедрайне, нравы куда поскромнее. Она пригласила меня к себе домой, и все такое прочее… Мне даже показалось, что ее отец был этому рад. Если бы это произошло в Гедрайне, отец мигом скрутил бы голову своей не в меру веселой дочери, да и ее кавалеру заодно!

— Ну и проблемы у тебя, Эрл, — фыркнул Аскер. — Это не она — ханжа, а ты.

— Погоди, Лио! Я же не сказал, что это и есть моя проблема! — воскликнул Моори, чуть не плача. — Когда мы приехали к ней домой… и так далее… как ты думаешь, о чем мы говорили?

— Откуда я могу знать? О любви, разумеется!

— Нет, Лио! Мы говорили о тебе! От нее только и слышно было: «Эрл, расскажи мне о своем друге!», «А откуда он родом?», «А какое у него божество-покровитель?», «А какой у него характер?», «А какое у него образование?», «А какие женщины ему нравятся?» Это меня добило!

Моори рыдал.

Аскер не знал, смеяться ли ему или плакать вместе с Моори.

— Не повезло тебе с избранницей, — ответил он, давясь улыбкой. — Эрл, ты не находишь, что после такой веселой ночи тебе не мешало бы выспаться? Иди спать, а когда отдохнешь, мы поищем тебе другую даму сердца.

Моори обреченно вздохнул и поплелся спать, а Аскер, одевшись покрасивее, направился в Виреон- Зор — проведать короля, а потом зайти в государственный архив.

Несмотря на ранний час, король расхаживал по спальне в кружевной ночной рубашке и сладко зевал.

— Я начинаю привыкать к нему, — заявил он вместо приветствия переступившему порог Аскеру.

— К кому, мой король?

— К твоему изобретению, Аскер.

И верно, грандиозный живот короля сегодня не выпирал из-под рубашки так угрожающе, как обычно.

— Это настоящая революция в моде, — продолжал король. — Вчера все, кто меня видел, говорили мне: «Мой король, как вы молодо выглядите!»

— Те, кто говорил это вам, были совершенно правы, мой король, — сказал Аскер, — и мне остается лишь присоединиться к их авторитету.

— Ну полно, Аскер, какой там авторитет! Ты у меня — наивысший авторитет, а эта Фаэслер, которая советовала мне отправить тебя в Фан-Суор комендантом, вместо того, чтобы ты здесь помогал мне своими советами, была не права!

Трудно описать, какое впечатление произвели на Аскера слова короля. У него в мозгу параллельно возникли две мысли совершенно разного характера. Первая гласила: «Ах, так это милейшая госпожа Фаэслер надоумила короля заслать меня к чертям!» Вторая негодовала: «Ну и дурак же ты, мой король, — выдал мне свою фаворитку со всеми потрохами. Как же ты тогда со мной поступишь?»

Но король совершенно не осознавал того, что он сделал. Ему, королю, было все равно, что случится с его любимцами, — лишь бы оставался кто-нибудь один, кому можно было бы пожаловаться на непосильное бремя королевской власти.

Происшедшее совсем выбило Аскера из колеи. Он почувствовал к королю такое отвращение, что понял: если он сейчас не уйдет, то может произойти непоправимое. Поэтому он принял деловой вид и сказал:

— Мой король, ваша милость была столь велика, что вы назначили меня советником по культуре, и я должен произвести смотр государственным архивам, а потому разрешите мне покинуть вас.

Выдав эту канцелярско-придворную фразу, Аскер согнулся в почтительном поклоне.

— Уже уходишь? Ну иди, ревизия государственных архивов — дело важное, — промямлил король, повернувшись всем корпусом так, что корсет затрещал. Сегодня ему было не до Аскера: он привыкал к своему новому одеянию.

Вечерело. Последний луч солнца угас, и лишь золотистая дымка, как воспоминание о последнем дне весны, окутывала темнеющие небеса. На востоке лиловатым светом догорал Терголль, и все, кто в этот вечер находился в море, радостно приветствовали появление своей путеводной звезды.

Аскер разлегся на диване в гостиной в позе, в которой позволено лежать только мраморным статуям. Изогнувшись в талии, он томно подпер правой рукой голову, а левой лениво перелистывал страницы увесистого фолианта в тисненом кожаном переплете. Другими фолиантами, взятыми, как и этот, в Летописном Амбаре, Аскер обложился кругом, разместив толстенные тома под локтем, за спиной, в ногах и даже перед собой на полу. Книга, которую он читал, повествовала о дипломатических отношениях эсторейского двора с Корвелой и попутно давала всеобъемлющие сведения о нравах, обычаях и тайнах королевского двора. Среди них было много таких, о которых даже не подозревали ни Моори, два года прослуживший королевским объездчиком, ни многие из тех, кто поседел на службе династии Клавигеров, — короче говоря, книга была секретная и предназначалась только для внутреннего пользования.

В дверях гостиной появилась голова Линекора.

— Господин, тут одна дама хочет видеть вас, — сообщил он полушепотом.

— Красивая? — осведомился Аскер бесцветным голосом, не отрываясь от книги.

— И богатая, — сказал Линекор с изрядной долей уважения. Похоже, неизвестная дама дала ему денег.

— Ну, зови, — сказал Аскер, не поднимая головы и даже не подумав отложить фолиант в сторону.

Дверь за Линекором закрылась, чтобы снова открыться через минуту, и в гостиную вплыла дама, наполнив комнату сладким ароматом духов.

— Читаете, господин Аскер? — спросил глубокий женский голос.

Не стоило поднимать голову, чтобы узнать этот голос: он принадлежал Фаэслер Сарголо. Но стоило поднять голову, чтобы поприветствовать первую куртизанку Эстореи и фаворитку короля. Аскер оторвался от книги и медленно спустил ноги с дивана.

— Добрый вечер, госпожа Сарголо. Прошу вас, присаживайтесь, — сказал он, собираясь указать на кресло рядом с диваном, но Фаэслер предупредила его жест и села возле него, как бы невзначай задев его колено краем платья.

— Что привело вас ко мне, госпожа Сарголо? — спросил Аскер учтивым тоном.

— Ах, господин Аскер, — томно закатила глаза Фаэслер, откидываясь на спинку дивана и выставляя на обозрение обширное декольте, — я так одинока! Приехав сюда из Артаринора восемь лет назад, я ожидала, что увижу в столице духовную жизнь, полную благородных чувств и возвышенных порывов, которых так жаждала моя душа! Но что же я увидела? Пьянство, обжорство, разврат, кругом грязь и деньги, деньги и грязь, и каждый думает только о себе! Господин Аскер, ведь вы были вчера во дворце на балу, и вы видели, как эти животные развлекаются, словно вчерашний день был последним днем перед концом мира! Вы ушли оттуда, едва закончилась торжественная часть, и как же я вас понимаю! Вам, как и мне, противна эта гнилостная атмосфера, это зловонное болото, в котором плавают они все, плавают и хлебают эту жижу, хлебают с наслаждением! Господин Аскер, я пришла к вам потому, что увидела сходство наших душ, вы для меня — луч света, блеснувший среди кромешной тьмы!

«Как она умно и верно говорит! — подумал Аскер. — Она очень точно подметила мое отношение ко вчерашней оргии, но я, боюсь, слишком явно показал его. Она говорит, что мы — родственные души.