– Поехали к Егору! – сказал Спирька.
Все погрузили в лодку и переехали на Кузнецовскую сторону. У Егора был затоплен разрез, и он с семьей перебрался в свою новую избу на холме подле амбара, пекарни и конторы. Федосеич и Сашка переселились сюда же на время наводнения. В этой же избе поселился и Спирька.
Васькин шалаш, где он жил с женой, стоял высоко на отроге горы, и молодые каждый вечер уходили туда. Илья и Дуня расчистили себе место и поставили палатку.
Многие старатели уезжали с прииска. Рьяные золотишники подымались по ключам в горы, искали новые места.
Вода начала сносить шалаши, срывала крыши из корья с новеньких затопленных изб. Течение грозно шумело в затопленном лесу, как тайфун. Над горами шли тучи.
А на холме, среди вырубленного леса, недоступные бурной горной воде, стояли бревенчатые строения, и казалось, что здесь светлей, что вот-вот проступит солнце. К крыльцу пекарни теперь подъезжали со всех приисков на лодках.
Река понесла массу плавникового леса, валеги, коряги, выворачивала с корнями и вымывала кустарник, временами по ней несся сплошной слой игл с массой ветвей и сбитых листьев.
Васька приехал на лодке с охоты и сказал отцу, что в него стреляли. Пуля пролетела мимо.
– Кто? – вскочил Сашка.
Казалось, он ждал чего-то подобного.
– Завтра река начнет падать, – сказал Егор. – Я поеду вверх, погляжу, что там…
– Теперь везде на сотню верст стоят балаганы и прииски, – говорил Вася. – Скоро все начнут возвращаться, если вода спадет. А заметно, там сильный пожар был. Лес кругом выгорел.
Вечером у Егора собралось много народу. Федор Барабанов еще до наводнения привез ящики со стеклом. Теперь стекло вставлено в окошечках «резиденции».
Алексей Корягин, по прозвищу «Студент», был сегодня в ударе. Его темная шапка красивых взбитых волос, казалось, стала еще выше.
– Надо свергнуть царя, отдать землю пароду, – воодушевленно говорил он.
Егор сел с ним рядом.
– Возможно такое устройство жизни, когда все на земле будет принадлежать народу?..
– Это известно! – сказал Егор.
– Откуда же это известно? Нет, это известно лишь приблизительно. Может быть, угадываешь? Твой прииск – это как раз что-то смахивающее на будущее устройство общества.
Он стал объяснять, что великие люди в разных странах искали, думали, какое должно быть устройство жизни.
– Артельное, – сказал Егор. – И отдельное. И так и этак.
– Да! Но твой прииск, даже с оговорками, нельзя принять как форму социализма. Здесь являются силы, которые могут развиться лишь при социалистическом устройстве общества. Это лишь стремление неосознанное, но замеченное в природе человека. А возможна такая же обработка земли, артелью, с применением машин… Социализм не есть выдумка, изобретение, это исконная мечта человечества, теперь – наука.
Егор сам думал о чем-то подобном не раз. Ясно было, что артелью легче все делать. Семья тоже артель. Каждый хочет, чтобы семья была большая. Несколько семей – это уже настоящая артель. Разве мы не артелью подняли целину? Поставили церковь. Но и без артели надо побыть одному, подумать.
– Студент, где ты учился? – спрашивал Барабанов.
– В Петербурге.
– Зачем попал сюда? – спросил Сашка.
– Сам. Решил поехать на прииски и намыть себе золота, чтобы еще учиться.
– Книг много читал? – спросил Камбала.
– Здесь нет. Здесь мне народ вместо книги. Я часто замечаю, что люди своим умом доходят до того же, до чего и великие ученые.
– Ты бунтовал? – спрашивал Сашка.
– Нет. Я учился и никогда не бунтовал. Вы меня взбунтовали… Я только вспомнил, что читал. Теперь я буду сам социалистом.
– Если нас разгонят, то тебе мало не будет!
– Ты у нас царев ослушник, – сказал Спиридон.
Все засмеялись.
– У нас все можно говорить. Мы царя любим, молимся за него, поэтому тебя слушать не боимся, – сказал Силин. – Давай еще рассказывай! О великих людях!
– А как у тебя Павка? – спросила подружку Таня.
– Хороший! Васька вылитый! – Она прильнула к Тане.
– А я плясать скоро не буду, – сказала Таня.
