может спасти нас. Еще темная ночь; я знаю малейшие изгибы горы и не теряю надежды провести неприятеля.

— Разве вы полагаете, что нас заметили?

— Не думаю, однако все-таки, повторяю, здесь что-то творится, чего я не могу постичь и что сбивает все мои соображения.

В эту минуту раздался окрик: «Werdasl»[11] Он послышался довольно далеко и в направлении противоположном тому, где пробирались беглецы.

— Что это значит? — пробормотал Оборотень. — За кем они теперь гоняются?

— Как знать, — возразил Гартман, — может статься, мы не одни бродим здесь и слышанный нами окрик обращен к людям, которые, подобно нам, хотят пробраться в горы.

— Должно быть, так и есть! — вскричал Оборотень, хлопнув себя по лбу. — Верно, пруссаки подметили кого-нибудь. Подвигайтесь вперед, переходя от дерева к дереву, чтоб заслонять себя ими, и остановитесь ждать меня на перекрестке в шестистах шагах отсюда. Там вы найдете моего мальчугана с собакой, которых я поставил караулить; я пойду на разведку к самим пруссакам, если понадобится, и скоро принесу вести положительные, даю вам слово.

— Будьте осторожны, Жак Остер, — заметил Гартман с сердечной озабоченностью.

— Ба! За меня опасаться нечего, сударь, пруссаки будут не умнее прежнего; только мне необходимо знать наверно, что происходит. Идите же, мы скоро увидимся опять.

— Бог помощь! — напутствовали его товарищи.

— Спасибо, спасибо, не забудьте, что общая сходка на перекрестке. Влюбчивый, бери командование в мое отсутствие.

— Ладно, старина, все будет исполнено.

Оборотень свернул в сторону, а Гартман с остальными пошел по горной тропинке, которая извивалась перед ними.

Вольным стрелкам понадобилось около двадцати минут, чтобы достигнуть перекрестка, где они нашли мальчика и его верного Тома, которые бдительно сторожили тропинки, в виде звезды, сходившиеся на перекрестке со всех сторон.

Едва успели путники перевести дух после тяжелого перехода, как раздались выстрелы.

— Ого! Это что такое? — вскричал Гартман озабоченно. — Пожалуй, приметили Жака Остера.

— Не думаю, — возразил зуав, — если вслушаться в выстрелы, то сейчас можно отличить, что они раздаются не в одном направлении и одни ближе, другие дальше, так как они то громче, то слабее.

— Что вы заключаете из этого? — спросил Гартман.

— То, что это не погоня, а сражение, перестрелка идет правильным ходом.

— Так вы полагаете?..

— Не полагаю, сударь, а уверен, что на пруссаков нападают или, пожалуй, они производят нападение на французский отряд; какой именно, я сказать вам не сумею, но положительно верно и очевидно, что это схватка, и горячая в придачу, клянусь вам солдатским словом.

— Ты прав, старина, — вмешался Влюбчивый, — там дерутся на славу; теперь надо смотреть в оба.

Паризьен не ошибся: ожесточенный бой завязался в полумиле от перекрестка. С того места, где стояли вольные стрелки, они видели всю местность и вскоре удостоверились, что поле сражения у самых Черных Скал, где, по словам дяди Звона, находился прусский отряд. Благодаря тому, что Оборотень знал местность вдоль и поперек, он сумел так провести своих спутников, что они обогнули Черные Скалы, темные зубчатые вершины которых начинали виднеться в утреннем полусвете и мало-помалу выступали из туманной мглы, застилавшей равнину.

Какие вольные стрелки вступили с немцами в бой, беглецы решить не могли, но нисколько не сомневались, что это не регулярное войско. Во всем Эльзасе, кроме Бельфора, не было ни одного французского батальона.

Влюбчивый не терял времени и тотчас принял необходимые меры, чтоб не попасть как кур в ощип, если б сражение распространилось и вдруг захватило то место, где скрывались они. Меры предосторожности были очень просты и, так сказать, предначертаны естественным ходом вещей: они состояли в тщательном осмотре местности вокруг, дабы удостовериться, что нигде вблизи нет засевшего неприятельского отряда, и в расстановке вдоль тропинки караульных, которые должны были предупредить о малейшем подозрительном движении.

Разведчиком послан был мальчуган с своею собакой, так как он доказал на деле, что лучше его никто не сумеет исполнить подобного поручения.

Ребенок с радостью взялся за него; он боготворил отца, и, опасаясь, не случилось ли с ним несчастья, так и рвался удостовериться, что ему не грозит опасность. Свистнув собаку, которая тотчас подбежала к нему, мальчик храбро нырнул в кусты и скрылся из виду.

Тогда Влюбчивый приказал зуаву стать за стволом громадной черешни, которая росла на краю тропинки, шагах в ста от перекрестка, и зорко наблюдать за всеми движениями сражающихся, предупредить, как только ему покажется что-нибудь подозрительное, и немедленно отступить к перекрестку, стараясь всеми мерами остаться незамеченным.

Зуав молча кивнул головой и направился к своему посту.

Приняв меры, бывшие в его распоряжении, Влюбчивый осмотрелся вокруг и пошел, хладнокровно набивая свою трубку, к тому месту, где Гартман, Карл Брюнер и Франц сидели на краю рва.

— Ну, мой любезный, — спросил Гартман, — что вы думаете о нашем положении? Опасно ведь?

— Опасно, но далеко не отчаянно, — ответил волонтер, раскуривая трубку.

— Вы полагаете?

— Еще бы, сударь, сразу видно. Оборотень знает горы как никто, и провел нас обходом вокруг стана пруссаков, так что мы и не видали их, а главное, ими не были замечены. Поглядите-ка, там, в долине, немного влево, громадные гранитные глыбы и есть Черные Скалы. Благодаря Богу, мы уже далеко от них, а немцы нас и не почуяли; теперь еще нет повода их опасаться.

— Так вы думаете, что они не подозревают нашего присутствия здесь?

— Это очевидно, сударь, иначе, как только стал заниматься день, они сейчас отрядили бы человек двадцать в погоню за нами и мы уже видели бы их в конце тропинки. Ведь совсем почти рассвело.

— Дай Бог, чтобы мы избавились от них окончательно!

— Аминь от всего сердца, сударь!

— Далеко еще до цели, друг мой? Мы что-то долго уже идем.

— Три часа самое большее, а далеко не уйдешь в потемках и по отвратительным дорогам. Что мы приближаемся, это верно, но в точности определить, где мы и сколько еще остается пройти, этого я на себя не возьму. Не здешний я, лотарингец, край этот мне незнаком. Впрочем, про то и другие знают не более меня, кроме Оборотня да его шустрого сынишки.

— Мы в руках Божиих, — сказал Гартман с глубоким вздохом, — будем ждать, что ему угодно будет решить.

— С вашего позволения, сударь, я полагаю, что нам ничего другого не остается.

После такого ответа старый солдат отдал Гартману честь и стал расхаживать по перекрестку взад и вперед, куря трубку так беспечно и хладнокровно, как будто на дворе казармы. Давно освоившийся с войною в горах, он не мог быть взволнован внезапной опасностью, еще отдаленною, как бы грозна она ни была; к тому же он принял все надлежащие меры, остальное его не касалось.

Солдаты и авантюристы вообще веруют в предопределение. Это позволяет им прямо смотреть опасности в глаза и не давать сразить себя неожиданностью, что именно и обеспечивает успех в деле войны.

Между тем Оборотень, как мы уже говорили, отправился на рекогносцировку. Несмотря ни на какие преграды, он пошел по равнине напрямик, минуя бесчисленные изгибы тропинки, чтоб не терять лишнего времени. Услыхав выстрелы, он, так же как Влюбчивый и Паризьен, понял тотчас, что это не погоня, а настоящая схватка между пруссаками, расположенными у Черных Скал, и французским отрядом, еще невидимым. Не думая долго, контрабандист решился идти по тому направлению, где, по его мнению,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату