витражи и мягко падал на предметы.
Магистр осенил себя крестным знамением. Огляделся в поисках алтаря. И тут его взор упал на отлитые из золота буквы на дальней стене храма.
– Боже мой! – прошептал ошарашенный Домен.
Огромные буквы гласили:
«ХРАМ ПИЩЕВАРЕНИЯ».
«РАБОТА ОТГОНЯЕТ ОТ НАС ТРИ ВЕЛИКИХ ЗЛА: СКУКУ, ПОРОК И НУЖДУ. ВОЛЬТЕР», – прочитал Сомов аляповатый транспарант, идущий вдоль стены двухэтажного обувного магазина.
Вольтер, Руссо, Дидро, Сен-Симон, Робеспьер, Марат, Дантон – эти подписи стояли под цитатами, без всякой системы прилепленными к половине домов. Судя по всему, французские просветители пользовались здесь большой популярностью. И еще – кажется, кроме них никто больше популярностью не пользовался, за исключением Справедливого Совета, решения которого тоже тиражировались в плакатах.
Сомов брел по городу. Пошарив в карманах, он нашел несколько серебряных песет – монеты с Мечты Боливара. Он решил проверить, не сможет ли приобрести на них что-нибудь. Убедившись, что это настоящее серебро, продавец магазина шляп осведомился:
– Что желаешь, Гражданин?
– Есть плащ?
Вскоре, получив сдачу медью, госпитальер, закутавшись в длинный плащ, побрел по улице. Несколько часов он гулял по городу.
Город был тысяч на сто населения. Из транспорта здесь главенствовали конки, тянущие вагоны по рельсам, и редкие электрические трамваи, а также бензиновые чудовища, создатели которых и слыхом не слыхивали о проблемах защиты окружающей среды. Были и всадники.
Выйдя на главную площадь, где стояло высокое здание, напоминавшее немецкие ратуши, а также возвышались несколько красивых зданий с башенками, на которых было серебром выведено – «Гильдия транспортников», «Гильдия крестьян».
– Ух ты! – вздохнул Сомов, увидев, что было в центре площади.
А в ее центре стоял эшафот. Площадь была переполнена народом. Яблоку было негде упасть.
Настроение у госпитальера упало ниже нуля. Он опять подумал о том, насколько опасен может быть этот мир. И о нем ничего неизвестно. Неизвестность – это страшно. Человек, не обладающий знанием, может принять кусок радия за обычную породу и подкидывать его в руке. Может сунуть руку в коробку эфиротранслятора и остаться без руки. Может шагнуть на поле транспортного игольника и быть размазанным по рельсу. Незнание – сила, притом сила злая.
Давка была страшная. Над толпой реяли синие флаги и транспаранты: «ЕСЛИ МЫ ДОРОЖИМ СЧАСТЬЕМ, ТО ЕЩЕ БОЛЬШЕ ДОРОЖИМ РАЗУМОМ. ВОЛЬТЕР». «КТО ДУМАЕТ, ЧТО МОЖЕТ ОБОЙТИСЬ БЕЗ ДРУГИХ, ОШИБАЕТСЯ. ЛАРОШФУКО». «В ТОЛПЕ – ПЕРВОЗДАННАЯ СИЛА. СОВЕТ СПРАВЕДЛИВЫХ».
Толпа вынесла госпитальера к подножию высокого деревянного помоста, на котором, расставив ноги на ширину плеч, величаво стоял, облокотившись на длинное топорище здоровенного топора, самый настоящий палач в красной маске с дырками для глаз.
– Слушайте, граждане! И не говорите, что не слышали! Смотрите и не говорите, что не видели! – прокричал зычным голосом невысокий человек в длинном отороченном золотом и серебром сиреневом одеянии, в небольшой шапочке, говоривших о том, что это духовная особа, притом достаточно высокого звания. Он стоял на балконе самого богатого и высокого дома с надписью «Гильдия Торгашей».
Собравшиеся зеваки сразу же примолкли и повернули головы в его сторону. А он, указывая рукой на эшафот, продолжил:
– Сегодня – наш праздник, который мы неукоснительно отмечаем многие десятилетия. Сегодня – ДЕНЬ АНАФЕМЫ!
Толпа отозвалась приветливым улюлюканьем и радостными возгласами.
– Сегодня день победы над одним из главных врагов Гражданина и Человека.
Он замолчал, и над толпой повисла тишина.
– День победы над суевериями! – радостно завопил человек, и толпа встретила эти слова счастливым гиканьем и свистом.
– Сегодня по традиции нас ждет наш священный обряд уничтожения мощей еретички, осмелившейся называть себя Святой Женевьевой.
«Да что же это творится?!» – чуть было не перекрестился Сомов, несмотря на то, что никогда не был католиком, а исповедовал православие. Но он вовремя сдержался.
Да, Святая Женевьева была католической святой и к православным святым никакого отношения не имела. Но все-таки святая. И потом Сомов хорошо помнил из истории, что мощи этой святой однажды уже подверглись «изничтожению». Это было во времена Великой Французской революции, когда на глазах у всего народа в Париже произошла необычная святотатственная казнь. Из склепа были извлечены мощи святой и ее кости разрублены на мелкие куски палачом. Он даже помнил имя парижского палача, свершившего этот сатанинский акт. Его звали Шарль Генрих Сансон. Но при чем здесь далекая от Земли планета?
Под приветственный рев толпы на эшафот был доставлен гроб, палач умело разбил его своим топором, а извлеченный из него скелет порубил на мелкие фрагменты на огромной колоде, напоминавшей колоду мясника.
Праздник был в самом начале, но госпитальеру не хотелось смотреть на этот шабаш. С трудом протискиваясь меж отдающих потом тел, морщась от запаха чеснока, мяса и перегара, вздрагивая от тычков и толчков, он выбрался с площади.
