— Когда человек, подобный мне, дает клятву, сеньорита, никакая человеческая власть не в силах помешать ему сдержать ее.
— Но вы подвергаете опасности свою жизнь из-за меня, посторонней вам, и вдобавок представительницы враждебной нации.
— Я так мало ценю жизнь, сеньорита, что не считаю нужным беречь ее, когда речь идет о вашем счастье.
— Аесли я хочу, чтобы вы берегли ее? — вскричала донья Эльмина. Отчаяние сквозило в ее взгляде.
— Господь решит это, сеньорита, — с унынием сказал капитан, — клянусь, что спасу вас или умру. Да хранит вас Бог! Позвольте мне теперь проститься с вами. Вскоре, как полагаю, я буду иметь счастье видеть вас опять. Надейтесь, сеньорита.
Он почтительно раскланялся с обеими девушками и быстро ушел в сопровождении Бартелеми. Донья Лилия пошла за ними вслед, чтобы указывать дорогу.
Оставшись одна, донья Эльмина с минуту стояла неподвижно, потом вдруг упала на колени, сложила руки и, воздев к небу полные слез глаза, воскликнула:
— Сохрани его, о Боже, Боже мой! Ведь я люблю его! И она рухнула на землю без чувств.
ГЛАВА XVIII. Дон Торибио Морено начинает тревожиться
Сеньор дон Энрике Торибио Морено чувствовал смутное беспокойство.
Несмотря на щедро розданные им деньги, несмотря на меры предосторожности, которые он принял, чтобы упрочить успех своего дерзкого замысла, бывший буканьер находился под влиянием безотчетного предчувствия, которое никогда не обманывает. Временами ему представлялось, что небосвод вокруг него опускается все ниже и ниже и на него мало-помалу набегают грозные тучи.
Между тем вокруг него не происходило никаких видимых изменений.
Приятели были все также внимательны, знакомые кланялись с таким же корыстным подобострастием, губернатор и комендант гарнизона встречали его с прежней улыбкой.
Дважды навещал он донью Эльмину, и в оба раза девушка, отбросив обычную холодность, приветствовала его улыбкой и беседовала с ним почти дружески.
Что же происходило? Отчего дона Торибио Морено невольно волновали смутные опасения? Он сам не мог бы сказать этого.
Предполагать, что подобный человек способен испытывать угрызения совести, было бы совершенно ошибочно.
Дон Торибио Морено, по природе своей дикий зверь в полном смысле этого слова, был из тех свирепых натур, созданных для злодейских поступков, которые, по счастью, встречаются реже, чем полагают, у которых не существует даже зачаточных представлений о морали и нравственности и которые творят зло, уступая инстинкту, почти с наслаждением, даже не сознавая, какие преступления совершают. Злодеяния представляются им действиями обыденными.
Дон Торибио не доверял никому.
Против воли вынужденный прибегнуть к помощи Бартелеми, чтобы достигнуть своей зловещей цели, он, однако, не полагался на верность Берегового брата, помня, сколько зла причинил ему за время их знакомства.
Он стремился избавиться, и чем скорее, тем лучше, от соучастника, который мешал ему, и мы видели выше, какие меры уже были приняты им на сей счет.
Но он боялся, что Бартелеми упредит его. Чем меньше оставалось времени до срока, назначенного для похищения девушек, тем внимательнее наблюдал мексиканец за своим соучастником, по возможности не теряя его из виду.
Только страх измены со стороны капитана Бартелеми причинял беспокойство дону Торибио.
Поучительный страх этот можно бы назвать предчувствием.
Однажды, часов в пять пополудни, он отправился на шхуну «Санта-Каталина», стоявшую, как уже говорилось, на большом рейде.
В ту минуту, когда он подходил к правому борту судна, лодка, которую он рассмотреть не мог, внезапно отчалила от левого борта и капитан Бартелеми, обменявшись безмолвным знаком с людьми, сидящими в ней, поспешно перешел на другую сторону палубы и бросился навстречу мексиканцу.
Действия капитана не прошли незамеченными для дона Торибио: поспешность друга, который, как ему было известно, менее кого-либо на свете подчинялся требованиям этикета, разумеется, показалась ему подозрительной.
Он слегка нахмурил брови.
— Что ты там делал? — спросил он с равнодушным видом, однако внимательно озираясь вокруг.
— Там? Где же это, любезный друг? — изумился флибустьер.
— Нагнувшись над левым бортом.
— Я прощался с лейтенантом судна, которое ты видишь там на якоре, в двух кабельтовых от нас. Оно пришло ночью; это береговое судно из Веракруса. Чтобы легче стать на фертоинг16, они протянули к нам канат.
Дон Торибио поглядел в ту сторону.
— Странно, — сказал он задумчиво, — корабль мне как будто знаком.
— В этом нет ничего удивительного, — заметил Бартелеми, — не в первый раз приходит он в Картахену. Что привело тебя сюда? Ты собирался сообщить мне о чем-то важном?
— Ровно ни о чем; я просто приехал повидаться с тобой.
— Только-то?
— Да, — ответил дон Торибио рассеянным тоном и прибавил как бы про себя: — Решительно, этот корабль мне знаком.
Флибустьер улыбнулся.
— Твоя идея приехать сюда просто прекрасна, — воскликнул он, — я ждал тебя с нетерпением.
— А!
— Тебе, видишь ли, нечего мне сообщить, но зато мне нужно побеседовать с тобой о многом.
— Говори, но коротко.
— То, что я должен сказать тебе, очень важно, приятель, никто не должен нас слышать. Ступай за мной в каюту.
Дон Торибио поглядел флибустьеру прямо в глаза; тот улыбался.
— Это что, действительно очень важно? — пробормотал мексиканец.
— Настолько важно, что, не появись ты сам на шхуне, любезный друг, я был бы вынужден сегодня же отправиться на берег, чтобы повидаться с тобой.
— Ого! В чем же дело?
— Пойдем, и ты узнаешь.
Дон Торибио, хотя и неохотно, решился в конце концов последовать за капитаном в каюту, бросив последний долгий взгляд на неизвестное судно, вид которого внушал ему все большие подозрения, хотя он не мог дать себе отчет в причинах этого беспокойства.
Капитан Бартелеми придвинул стул гостю, достал из шкафчика бутылку рома и налил два стакана.
— За твое здоровье, — сказал он.
— За твое.
Бартелеми набил себе трубку, закурил ее и откинулся на спину стула со словами:
— Теперь поговорим.
— Пожалуй, — ответил мексиканец. Воцарилось продолжительное молчание. Капитан словно совсем забыл про своего приятеля.
Тот терпеливо ждал несколько минут, но когда собеседник совсем углубился в свои мысли и, по- видимому, перестал замечать его присутствие, мексиканец вскричал, стукнув кулаком по столу:
— Ну же!
— Что? — холодно откликнулся капитан.
— О чем таком важном ты собирался мне сообщить? Говори!
— Разумеется, буду говорить. Об этом и думаю.
