язык девчонки постарше — она как будто презирала Лоуна, но никогда его не подводила — Лоун принялся сооружать свое приспособление. Он построил его не потому, что само приспособление его заинтересовало, не потому, что он понимал принципы его устройства (эти принципы всегда будут для него недоступны), а только потому, что старик, научивший его тому, для чего Лоун не мог подобрать слов, сошел с ума от горя. Он должен был работать, а купить новую лошадь не мог.
Лоун шел большую часть ночи и на рассвете установил приспособление. Мысль о «приятном сюрпризе» была для него слишком причудливой. Он просто хотел, чтобы все было готово к началу рабочего дня. Чтобы старик не задавал вопросов, на которые нет ответов.
Грузовик стоял, погрузившись в почву. Лоун свернул провода, обмотанные вокруг шеи и плеч, и начал присоединять в соответствии с точными указаниями, полученными от Бэби. Делать пришлось немного. Тонкий провод дважды обернулся вокруг коробки передач, оттуда прошел к передней подвеске, маленькие щетки прижались к внутренней поверхности передних колес. К опоре руля прилепилась маленькая коробка с четырьмя серебристыми проводками, каждый проводок вел к углу станины.
Лоун закончил и потянул ручку на себя. Станина заскрипела, и грузовик словно начал подниматься на цыпочках. Лоун продвинул ручку вперед. Грузовик резко осел на переднюю ось, так что у Лоупа загудело в голове. Лоун с восхищением посмотрел на маленькую коробку и ручку, потом вернул ручку в нейтральное положение. Осмотрел приборы грузовика, педали, кнопки, ручки. Вздохнул.
Хотелось бы ему иметь достаточно ума, чтобы управлять грузовиком.
Выбравшись из кабины, он поднялся по холму к ферме, чтобы разбудить Продда. Продда в доме не было. Кухонная дверь раскачивалась на ветру. Ее стекло было разбито, осколки валялись на крыльце. Под раковиной осы свили гнездо. Пахло грязными полами, плесенью и застарелым потом. В остальном было чисто и аккуратно, примерно так, как в последний раз, когда они прибирались с Проддом. Новым, кроме осиного гнезда, был листок бумаги, прибитый гвоздями к стене за все четыре угла. Он был весь исписан. Лоун как можно осторожнее снял его, разгладил на кухонном столе и несколько раз перевернул. Потом сложил и спрятал в карман. И снова вздохнул.
Хотелось бы ему, чтобы хватило ума научиться читать.
Он ушел из дома не оглядываясь и углубился в лес. И больше никогда не возвращался. Грузовик стоял на солнце, медленно распадаясь, медленно ржавея; странные серебристые провода оставались нетронутыми. Получая неисчерпаемую энергию медленного распада связей атомных частиц, приспособление было практическим решением полета без крыльев, простым ключом к новой эре в транспортировке, в снабжении и межпланетных путешествиях. Сделанное дураком, по-дурацки предназначенное для замены охромевшей лошади, глупо оставленное, тупо забытое… первый на Земле генератор антигравитации.
Этот дурак!
«Дорогой лоун я прикалываю это чтобы ты смог увидеть а сам ухажу и непонимаю почему остовался так долго. Ма на востоке в пенсильванеи и она там долго а я устал ждать. Я хотел продать грузовик но он так засел что я не могу отвисти его в город и продать. Пойду так. Не заботься о доме, с меня уже хватит. Бери что хочешь Если Надо. Ты хороший парень и был хороший друг так что прощай пока не увидимся до Благословит тебя Бог твой старый друг Э.Продд.»
В течение трех недель Лоун заставлял Джейни несколько раз читать ему это письмо, и каждое чтение добавляло что-то новое к тому, что бродило в нем. Обычно это происходило молча; иногда он просил помощи.
Он считал, что Продд — его единственная связь с окружающим миром, потому что дети — просто другие обитатели груды шлака на краю человечества. Утрата Продда — он с абсолютной уверенностью знал, что больше никогда не увидит старика, — была утратой самой жизни. Утрата всего сознательного, направленного, совместного, всего того, что выходит за растительный образ жизни.
— Спроси Бэби, кто такой друг.
— Он говорит, что это тот, кто любит тебя, хочешь ты этого или нет.
Но ведь Продд и его жена выбросили его после всех этих лет, выбросили, когда он стал им мешать, а это значит, что они готовы были так поступить и в первый год, и во второй, и в пятый — всегда, в любое время. Нельзя сказать, что ты часть того, что может в любое время так с тобой поступить. Но друзья… может, они только потом не стали его любить.
— Спроси Бэби, как стать частью того, что любишь.
— Он говорит, это можно, если ты любишь и себя. Его отметкой уровня, его точкой отсчета все годы было то, что произошло на берегу ручья. Он должен понять это. Если поймет, он уверен, сумеет понять и все остальное. Потому что на секунду появился другой, и он сам, и поток между ними без охраны, без экранов и преград — никакого языка, в котором можно запутаться, никаких идей, которые можно понять неверно, ничего, кроме полного слияния. Кем он был тогда? Как назвала его Джейни?
Дурак. Невероятный дурак.
Она сказала, что дурак — это взрослый, который способен слышать только беззвучную детскую речь. Тогда… кто же был тот, с кем он слился в тот ужасный день?
— Спроси Бэби, кто такой взрослый человек, который может говорить, как дети.
— Он говорит — невинный.
Он был дураком, способным слышать беззвучную речь. А она была невинным человеком, который, став взрослым, говорит как ребенок.
— Спроси Бэби, что произойдет, если соединятся дурак и невинный.
— Он говорит: когда они соединятся, невинный перестанет быть невинным, а дурак — дураком.
Лоун думал: «Невинный — самое прекрасное, что может существовать». И сразу спросил себя: «А что так прекрасно в невинном?». И сразу ответ, почти так же быстро, как ответ Бэби: «Прекрасно ожидание».
Ожидание конца невинности. Дурак тоже ждет — ждет, когда перестанет быть дураком, но делает это уродливо. Так что при встрече каждый перестает существовать, сливаясь. Лоун неожиданно ощутил глубокую радость. Потому что это правда: он что-то создал, а не уничтожил… и когда потерял, боль потери была вполне оправдана. А когда потерял Проддов, боль не оправдана.
«Что я делаю? Что я делаю? — в смятении думал он. — Все пытаюсь и пытаюсь узнать, кто я такой и чему принадлежу… Неужели это другой аспект жизни изгнанника, чудовища, другого?».
— Спроси Бэби, что за люди, которые постоянно пытаются узнать, кто они такие и чему принадлежат.
— Он говорит, все люди такие.
— Но кто такой я? — прошептал Лоун. Минуту спустя он закричал:
— Кто я такой?
— Помолчи. Он не знает, как это выразить… гм… Вот. Он говорит, что он мозг-вычислитель, я тело, близнецы руки и ноги, а ты голова. Он говорит, что «я» — это мы все вместе.
— Я принадлежу, принадлежу, я часть тебя, а ты часть меня.
— Ты голова, дурачок.
Лоуну показалось, что сердце у него разорвется. Он посмотрел на них всех. Вот руки, которыми можно брать, тело, о котором нужно заботиться, безмозглый, но безупречный компьютер и — голова, чтобы направлять все это.
— И мы вырастем, Бэби. Мы только что родились!
— Он говорит, не при твоей жизни. Говорит, что не с такой головой. Мы можем сделать практически все, но не сделаем. Он говорит, что мы существо, это верно, но еще глупое существо.
Так Лоун постиг самого себя. И подобно многим другим, достигшим того же пункта, обнаружил на этой вершине, что впереди огромная гора.
Часть вторая
БЭБИ ТРИ ГОДА
