оставить это занятие: как бы чего не случилось, что-то со мной не то получается. Может быть, этo потому, что человек, глядя на отражение собственного лица, начинает понимать, что лицо его, даже глаза — все это далеко не его «я»? Так, оболочка...
А вот Лена, наверное, слишком долго рассматривала свое отражение — любовалась здоровой свежестью лица, которого еще не коснулась косметика, своей гибкой, спортивной фигурой, задорным блеском ярко-синих глаз. Любовалась до тех пор, пока не мелькнула шальная мысль: «Да, это красиво!» Вот тут-то и возникло сознание отчуждения: «Это совсем не та «я»!
«Нужно отойти, хватит!» — с неудовольствием подумала Лена. Но какая-то непонятная сила все еще продолжала удерживать ее из месте, заставляла смотреть... Потом возникло ощущение, стремительно переходящее в уверенность: так это же не я смотрю, это на меня смотрят! И — ожидание: что же будет дальше?
А дальше было так: женщина в зеркале улыбнулась, покачала головой, и Лена вздрогнула: она ведь чувствовала, отлично сознавала, что остается совершенно неподвижной. Губы женщины приоткрылись, и Лена услышала:
— Пишешь?
— Так надо же... вступиться, — с трудом ворочая языком и губами, неуверенно сказала Лена.
— Так, — улыбнулась Лена в зеркале. — Ну, что ж... Леонов — вон на твоей полке стоит — тоже написал книгу «Русский лес», тоже в защиту. Прикинь — с килограмм наберется? Теперь посмотри тираж. А вот известно ли тебе, что на один лишь выпуск «Нью-Йорк таймc» расходуется столько же деревьев, сколько их в Булонском лесу? Тaк какое же количество деревьев защитил Леонов?
— Значит... Значит, совсем He нужно писать про это? — удивилась Лена и села в кресло так, чтобы не терять из вида женщину в зеркале, которая так и осталась стоять. — Так что же делать? Вообще ни о чем не писать?
— Почему же? Только поменьше нужно шуметь в глобальных масштабах и поболыье обращать внимания на сущность человеческую Нужно рассказывать людям о человеке — о его совести, природе и назначении в этом мире. Остальное придет само, если тебя услышат. И если те, кто услышит, проснутся. Тогда люди станут задумываться не только о лесе или атмосфере, — они почувствуют и до конца осознают свою личную ответственность за все сущее, за биосферу в целом, за рбзритие потенций материи в системном этапе... звонят.
Лена вздрогнула, подняла голову, — она и не заметила, как задремала. Из передней неслись телефонные звонки.
— Слушаю, Балашова... Сергей Иванович?! Здравствуйте, как хорошо, что вы позвонили! Тут у меня... Я такое порасскажу...
И тут же поняла, что ничего и никому она нз расскажет: слишком уж глупо будет она выглядеть с таким рассказом. А Невского, как видно, и не интересовало ее сообщение, он торопился сообщить свои новости.
— Слушай, Ленок, только не падай в обморок. Лучше будет, если ты сядешь. Дело вот в чем. Тебя, меня, Кирилла и еще двоих товарищей приглашают... в космос. Ты села? На контакт с «Черным принцем»... Алло, ты слушаешь? Лека!
— Да, да, Сергей Иванович, я вас слушаю. Вы уж простите, я немного вздремнула и видела сон. А теперь вот пытаюсь сообразить: вдруг все еще сплю? Это вы как — всерьез или разыгрываете? Что случилось-то, в самом деле?
— Вот это самое и случилось. Придется нам отправляться в околоземное пространство. Причем в кратчайшие сроки. И еще «причем»: без всякой подготовки... Каково? Это тебе не спортивные самолеты- вертолеты, призы брать! Чего опять замолчала? Ты хоть представляешь, что это такое? Ладно, собирайся, сейчас мы за тобой заедем.
«Час от чесу не легче!» — подумала Лена, осторожно кладя трубку. В самом деле, не продолжается ли еще этот сон? Сон...
Она снова подошла к зеркалу.. Секунда, вторая... И вдруг чего-то испугалась: вот сейчас все может начаться сначала: ее изображение оживет, примется действовать самостоятельно. А что там, в машинке? Интересно...
Лена подошла к журнальному столику, взяла исписанные листы, пробежала их по диагонали. Все правильно, все на месте. Даже исправления фломастером — торопливые, с нажимом... Значит, что-то все- таки было? И этот разговор с собственным отражением? Мистика да и только! Теперь еще этот «Черный принц». Конечно, она немало слышала об этой диковине, и теперь память услужливо подсовывала ей наиболее информативные сведения, но в каком-то новом, неожиданном ракурсе. «Черный» — это по аналогии с кибернетическим тердлином «черный ящик», о котором известно только то, что есть у него вход и выход, но о том, что делается внутри — аллах ведает. А почему «Принц»? Наверное, заносчивость: ни на один сигнал землян отвечать не желает. Задается в общем-то. Почему? Не пришло время для разговора? А теперь вдруг пришло? Раз уж приглашают...
Несколько лет назад один из любимых писателей-фантастов Лены выступил со статьей в альманахе научной фантастики — «Что летает над Землей?» Статью прочли многие, но поскольку напечатана она была в этом сборнике, мало кто отнесся к ней всерьез: так, «может быть, а может и не быть». Автор — изобретатель, писатель, ученый.
Ему, как говорится, гипотезы строить сам бог велел... Но Лена как-то сразу поняла, почувствовала: это нечто гораздо большее, чем просто научная гипотеза. Она будто прикоснулась к краешку какой-то громадной Истины и потому бросилась на поиски дополнительной информации, переворошив горы литературы, имеющей отношение к вопросу.
Но, к сожалению, не нашла ничего нового-квинтэссенция собранной информации уже содержалась в статье этого писателя. А потом — потом заела текучка: нужно было готовиться к дипломной par боте и соревнованиям в авиаклубе, поддерживать отношения с давними друзьями, чтобы не прослыть белой вороной или гордячкой, работать.
— Когда только ты все успеваешь? — удивлялись знакомые. Многим, очень многим из них недоставало времени на самое главное; на то, чтобы расти.
Их заедало совсем другое: быт. Лена в ответ только посмеивалась: а я ведь давно живу при коммунизме!
— Ну, даешь! До коммунизма нам еще — ого-го-о...
— Так это ж — вам, — подшучивала над ними девушка. — А я — уже тут. — И объясняла: каждый сам для себя делает из своей жизни рай или ад. Люди иной раз очень даже сильно расстраиваются и теряют трудоспособность, здоровье из-за того только, что у кого-то появилась какая-то модная, штуковина, а у них пока нет..
— Но ведь это всего лишь прихоть, псевдопотребность, не так ли? — спрашивала Лена. — Вы слишком часто вспоминаете, чего у вас нет: дачи, машины, своего вертолета, лишних комнат... Что вы не можете себе иной раз позволить есть то, что вам хочется! Вы не можете никак почувствовать себя счастливыми, хоть у вас есть и пища, и приличная одежда, и надежная крыша над головой, и в будущем вам не грозит ни безработица, ни нищета... Так вот и получается, что всe эти псевдопотребности портят вам жизнь, связывают вас, отнимая самое драгоценное, что есть у человека, — его внутреннюю свободу... И тут она обычно (если беседа развивалась необходимое количество времени) оставляла шутливый тон, начинала употреблять все более жесткие, колючие слова. — Вы позволили вещам поработить себя, забыли о своей человеческой сущности, о своем назначении! Вся история человечества — это стремление к освобождению от второстепенного во имя главного. Когда обезьяна впервые взяла в лапы камень — неважно, для защиты или нападения, для изготовления из него орудия труда, — она превратилась в человека, освободившись от множества неудобств, сопровождающих развитие животного мира. Но вот вы, освободившись от угроз социального характера, сами себе навесили ярмо, которое не позволяет вам поднять голову, и кроме выколачивания из жизни материальных благ теми или иными способами, аь че в состоянии больше ни о чем думать по-настоящему, в полную силу! Я же считаю, что у меня есть все! Да, так, именно все для того, чтобы жить, думать и узнавать тысячи интереснейших вещей. Несколько часов ежедневно я занимаюсь общественно полезным трудом: бегаю по заданиям редакции журнала, собираю необходимую информацию. Остальное время — мое! Даже то, которое я трачу на обработку информации. Ведь работать в полную силу
