Перед вами — долгий и трудный путь борьбы и побед, и вы пройдете его! Вы уже его прошли: ведь если бы вы не нашли в себе сил для этого пути, я никогда не говорила бы с вами из вашего же будущего, а вы никогда не смогли бы меня услышать. А теперь смотрите и слушайте голос звезд, которые приветствуют вас. Вы поймете их легко и просто, как понимают вас дельфины и как вы понимаете их. Ведь все мы — производные системного этапа развития Вселенной, у нас одни и те же понятия добра и зла, все мы — одной природы и одних устремлений. И никто из нас не имеет права без боя отдавать то, что было получено как величайший дар или завоевано дорогой ценой, что он обязан лелеять и холить в себе, развивать всеми силами... Гаал, ты хочешь сказать об этом?
— Да! — его голос был так же резок, чужд, даже неприятен. — Да, я должен это сказать. И потому предупреждаю: если кто-то из вас, кого мы принимаем сегодня в великое содружество, изменит цели, забудет... для него никогда не будет времени. Ни в прошлом. Ни в настоящем. Ни в будущем. Каждое ваше слово, каждое чувство, каждая мысль — навечно. Вы становитесь на великую вахту бессмертия, нести которую вам придется вечно, без отдыха и сна... Либо погибнуть. Еще не поздно! Кто чувствует себя слабым — мгновенно окажется, там, где пожелает. Еще не поздно! Думайте, прежде чем начать разговор со звездами, еще раз вглядитесь внутрь себя... Я сказал.
«Расстояния между звездами настолько громадны, что взаимодействующие галактики входят друг в друга, как тончайшие кружева...»
Наверное, эта фраза, по крайней мере, ее смысл, припомнилась не только Лене. Она пришла к такому заключению, оглядев тех, кто вышел с нею из одного времени, oкaзывается, здесь просто не было расстояний!
Люди почувствовали себя так, будто оказались в кругу доброй, радушной и гостеприимной семьи, стерегли их малейшее желание, готовы были с восторгом прислушиваться к каждому их слову...
«Люди, как вы прекрасны! — сказали им звезды. — Вы вездесущи и могущественны, как сама мысль, как Время!» «Но что же может быть прекрасней и могущественнее вас? — удивились люди. — И кто мы тание рядом с вами? Существование всей нашей цивилизации — лишь краткий миг по сравнению с временем вашей жизни. А если сравнить наши силы и возможности... Скажите нам, звезды: кто мы? Жалкая плесень или венец творения?» «Вы можете оказаться в любом качестве,— улыбнулись звезды, — все зависит от задач, которые вы ставите перед собой и стараетесь решать. Величие живого и разумного не зависит ни от линейных размеров объекта, ни от времени его функционирования. Ваши поступки могут делать вас великими и вечными, достойными звания венца творения всего сущего. Но горе тем, кто выберет себе удел плесени, довольствуясь лишь вещными проявлениями мира. Ибо любые вещи всегда глушат и гасят в живом проявления самого живого, самого ценного... Вот почему и вы, и мы — равновелики. И еще потому, что время вашей, как и нашей, жизни — лишь бесконечно малая величина перед лицом Вечности. И потому мы — ровесники. Возраст измеряется не количеством прожитых лет, а степенью совершенства, которого достигает разумное существо, учась освобождению от всего лишнего, мешающего, учась обогащаться, отдавая... Мгновение, в котором осуществляется один только шаг на этом пути, может оказаться насыщеннее тысячелетий существования на уровне плесени. И только от вас самих будет зависеть, как часто в вашей жизни станут повторяться такие мгновения».
«Значит, пусть будет время для нас, а не мы — для времени!» «Так могут рассуждать только люди! — восхитились звезды. — Как хорошо, что мы вместе и нет сил, которые могли бы сокрушить наш союз!» «Мы знаем и помним, что обязаны вам всем, — сказали люди, — И готовы на все, чтобы отблагодарить вас. Скажите, что можем мы для этого сделать?» «Оставаться людьми, — ответили звезды.— Этосамое трудное из всех испытаний... А для нас это ваше стремление и ваши победы будут самой большой наградой и радостью. Нет во Вселенной судьбы труднее и почетнее человеческой. Так будьте же всегда достойны нести звание Человека — венца творения! Мы всегда с вами, наш огонь — внутри вас, у нас с вами одни и те же бессмертныe начала. Будьте достойны своего счастья, люди!»...
— Это все, — сказал Гаал, поднимаясь с места за круглым столом. — Если у наших гостей будут вопросы...
— Только один, — поднялся Невский. — Если не изменяет память, вы обещали нам беседу с Галактическим Советом!
— Такая беседа состоялась.
Новский смущенно отвел глаза в сторону.
— Как-то все это... Лирично. Только... не по-деловому, что ли? Впрочем, может быть, это лично мое, субъективное восприятие? Мне казалось, мы говорили со всей Галактикой... Нелепость, конечно.
— Реальнее ничего не может быть, — сухо воз, разил Гаал. — Вы говорили именно с Советом, голос которого и был голосом миллиардов звезд. Но вы свободны верить или не верить. Однако от вашего личного отношения к этому событию будет в дальнейшем зависеть очень многое — для всех и каждого. Я предупреждал. И теперь не советую вам рисковать: с этого момента вы вступаете в качественно новый этап своего развития, и чазад для вас пути уже нет.
— И все-таки, — угрюмо проворчал Аверин, — от всего этого несет какой-то средневековой чертовщиной...
— Совершенно верно! — сердито крикнула Лола, — Как и от этого «Принца», который поперек себя шире, и от этих дельфинов, и от глаз временного видения... Есть предложение, мистер Аверин: объявить немедля и во всеуслышание, по всем каналам, что ничего этого нет, никогда не было и быть не может.
— Не делайте из меня придурка-ортодокса, мисс! — огрызнулся Аверин, — Единственное, чего я хочу, — ясности!
— И правильно: ясность — прежде всего! — ринулся Невский в поддержку Аверина. Лола рассвирепела.
— Узнаю, узнаю! Вам, если объяснение в любви — так только на основе апробированного математического аппарата, иначе не приемлете! И прекрасное, вечное и мудрое для вас должно быть не просто приятным, радостным и просветляющим, но обязательно «четким и однозначным», поддающимся выражению в футах или фунтах, процентах или градусах, пропорциях типа «грудь — талия: бедра». Нет, Лена, психи — они везде психи, что у нас, что у вас. Вон тоже сидят два чижика, знала бы ты, сколько мне с ними пришлось помучиться, прежде чем обратила в свою веру! А если человек — псих, так это, говорят, надолго.
— Лола, не надо так, — жалобно попросила Лена, — я ведь знаю их, они совсем не такие!
— Есть предложение, — улыбаясь и снова становясь самим собой, перебил ее Гaал. — Во избежание дипломатических осложнений, холодной войны и других непотребств, не податься ли нам к дельфинам? Они нас живо рассудят парочкой анекдотов... Однако кое-какую ясность придется внести мне самому. Я имею в виду механизмы информационного обмена между нами и звездами. Вам уже известно, что внутри каждого нуклона прячется планкеон. Существуют коллапсирующие объекты и внутри любого мегаобъекта, будь то звезда или планета. Кстати, это проливает свет на неравнозначность гравитационного поля и хода времен на Земле, а также на то «странное» обстоятельство, что многие землетрясения, — я имею в виду распространение сейсмических волн, — распрострзняются не от источника, а как бы стягиваются к источнику. Кольцевые структуры подлежащих слоев Земли и Луны — это следы не извержений, низвержений, всасывания громадных масс в облaсть коллапса в период формирования ядра. Но мы отвлекаемся. Вы уже знаете, что обработка информации, с физической точки зрения, осуществляется за счет коллапса. Передача же информации идет посредством распространения cверхмощного гравитационного поля... А субъекТивно может восприниматься как прямая речь. Ну, идем к дельфинам?
Аверин тяжело поднялся, оперся о стол ладонями.
— Лично я против этих симпатяг ничего не имею. Я даже не сомневаюсь в их уме и своеобразной мудрости, чувстве юмора. Но вот сейчас меня больше устроили бы доказательствa этой объективной реальности... несколько иного рода. Помнится, вы обещали вернуть нас на место нашего старта и в наше время, как только у нас возникнет такое желание. Вот это пусть нас и рассудит. Надеюсь, вы не станете отбирать у нас память? Ну вот и выполните это обещание. Тогда я поверю и в звездную цивилизацию, и в свернутое время, и в...
... Аверин опустился в кресло, покрутил головой, — По-видимому, мы вступили в первую фазу контакта?
— Вы очень наблюдательны, Николай Антонович. Но мне казалось, что вы констатировали этот факт
