В заключение Милвис сказал еще, что природа, какой бы расточительной она не была и сколько бы ошибок ни совершала, придерживается одного принципа — непрерывности развития.

— И она проводит этот принцип в жизнь, — подчеркнул он, — даже, когда для этого нужно сотворить чудо.

— Знаешь, все-таки отлично, — заявляет Жанетт мужу, приготовляя пару бокалов виски, — иметь таких соседей, как Смиты.

Герб только что вернулся в кухню из детской, где он проверял, как спят дети.

— Отлично, — соглашается Герб.

— Я имею в виду общие интересы.

— Чем занималась сегодня вечером?

Жанетт подает Гербу бокал и присаживается на край раковины.

— Ты уже семь недель готовишь презентацию своих булочников, которые хотят продавать мороженое и кексы.

— Да?

— Сеть магазинов называется «На десерт»?

— Ты смотри, всезнайка!

— Тилли сегодня выболтала эту новость, — признается Жанетт. Но она не знает, что ты работал над этой презентацией семь недель, я ей не сказала.

— Умненько поступила. С меня хватит. Смитти сегодня прошелся по мне.

— Надеюсь, ты отплатил ему?

— А как же. Он среднее колесико в большом бизнесе. Сейчас ему повезло.

— Да ты что!

Герб рассказывает о телешоу о том, как он высказал свое мнение и понял, что Смит имеет отношение к шоу.

— О, — задумалась Жанетт, — ты дурак, Герб, но он все равно гадина. На их семейном жаргоне «гадина» означает любого, кто устраивает гадости.

— Я не дал себя в обиду.

— Все равно, будь всегда наготове, на всякий случай.

Герб выглядывает в окно в сторону дома Смита.

— Слишком близко, чтобы бросать гранату.

— Главное, чтоб они не узнали, кто бросил.

— Ладно, — успокаивается Герб, — мы не будем в них бросать.

— Конечно, мы просто хотим иметь про запас гранату. Да, есть еще новости.

— Жанетт рассказывает о старике Трайзере, которого повысили и теперь он будет счастлив поквитаться со Смитти.

— Оставь его, Жанетт, у него простатит.

— Откуда ты знаешь? Он сказал?

— Нет, сам узнал. — Герб добавляет: — Еще и геморрой.

— Боже, я подразню Тилли.

— Ты самая злобная женщина, которую я знаю. — Они обидели моего маленького мальчика, а я буду им молчать?

— Она будет думать, что это я разболтал.

— Она не будет знать, откуда это пошло. Я устрою все так, что не подкопаешься. Мы ведь с тобой два сапога пара. Вот.

Герб крутит бокал и смотрит, как перемешивается виски.

— Смитти упоминал сегодня о сапогах.

Он рассказывает о покупке Тилли и о том, что по словам Смитти скоро дети не будут знать своих отцов.

— Тебя это волнует? — Жанетт вскидывает головку.

— Немного.

— Забудь об этом. Ты мыслишь по-старинке. Кто мы? Мы, папочка, новые люди. Да, Карин и Дейв растут без отца, такого, знаешь, большого толстого патриарха и без ласковой матери и без всего этого сюсюканья, которое описывают в книгах.

— Представь только: «История моей жизни», автор Карин Рейл. Когда я была вот такой маленькой, у меня не было мамочки и папочки, как у всех деток. Вместо них у меня был Комитет.

— По крайней мере у них есть дом, еда, одежда, их любят, что — этого мало?

— Да, но мне жаль образа отца-патриарха.

Жанетт треплет Герба по щеке:

— Я могла бы в это поверить, если бы ты в душе чувствовал действительно таким. А ты ведь уже уверен, что будешь и в этом Комитете, не так ли? Идем спать.

— Что ты имеешь в виду?

— Спать идем!

Чарли Джонс столкнулся с Филосом у кабинета Милвиса. Видно, Филос сюда и направлялся.

— Ну как?

— Потрясающе, — ответил Чарли, — просто фантастика. — Тут он искоса взглянул на Филоса и добавил: — Думаю, что у тебя иное мнение.

— Ты хочешь узнать больше? Или на первый раз довольно? Тебе надо опять поспать?

— О, нет, теперь можно не спать до ночи. — Слово «ночь» здесь тоже имело не больший смысл, чем слова «мужчина» и «женщина». Чарли пояснил: Ночь — это когда темно.

— А когда становится темно?

— Ты знаешь. Солнце садится, появляются луна, звезды.

— Темно не становится.

— Как нет, о чем ты говоришь? Земля ведь все еще вращается, не так ли?

— О, теперь я понимаю. Да, наверное, там становится темно, но на Лидоме светло.

— Так что, Лидом находится под землей?

Филос склонил голову на сторону.

— На этот вопрос нельзя ответить ни да, ни нет.

Чарли посмотрел вдоль коридора на одно из окон, за которым сияло ясное серебристое небо.

— Почему?

— Лучше спроси об этом Сиеса. Он объяснит тебе лучше, чем я. Чарли не смог удержаться от смеха, и в ответ на недоумевающий взгляд Филоса пояснил:

— Когда я с тобой, объяснить может Милвис. Когда я с Милвисом, он отсылает за ответом к тебе. А ты направляешь меня к Сиесу.

— А по каким вопросам Милвис представил меня как специалиста?

— Он не уточнял, просто подразумевалось, что ты знаешь все об истории Лидома. Еще он говорил… дай вспомнить. Да, что ты знаешь, когда остановиться при рассказе. Да, именно так; он говорил, что ты знаешь, когда остановиться, так как не в его правилах утаивать информацию.

Тут Чарли во второй раз увидел, как по смуглому загадочному лицу Филоса пробегает тень.

— Но зато это в моих правилах.

— О, послушай, — взволновался Чарли, — может, я неправильно его понял. Я мог что-нибудь пропустить. Ради бога, я не хочу стать источником конфликта между…

— Пожалуйста, — ровным голосом ответил Филос, — я знаю, что он имел в виду, ты ничего плохого не сделал. Это единственный вопрос на Лидоме, который не имеет к тебе ни малейшего отношения.

— Имеет, имеет! Милвис заявил, что начало жизни на Лидоме как-то связано с исчезновением хомо сапиенс, а именно это я и хочу выяснить до конца. Конечно же, это имеет прямое отношение ко мне.

Они уже двинулись вперед, но теперь Филос остановился и положил руки на плечи Чарли.

— Чарли Джонс, я искренне прошу извинить меня. Мы оба — мы все неправы. Но все в порядке. Ты не имеешь никакого отношения к этим разногласиям. Давай, оставим это, я вел себя неправильно. Забудем о моих чувствах и проблемах.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату