– Почему? Последние почести я им и сам смогу отдать. Венява, перед тем как на тот свет отправиться, и мне пароль скажет…
– Одного хотел прикончить, а другого сбежать подбиваешь?
– Сироту я пристукнул бы за сапоги. А вас я совсем ни на что не подбиваю, мне только интересно, что вы выберете.
– Ладно, – сказал Коралл, – брось паясничать. Мацек сел, удивленно посмотрел на Коралла.
– Что значит паясничать? Мне интересно… – Он умолк, прислушиваясь.
Коралл тоже слышал. Откуда-то прорывается рокот мотора. Все яснее нарастает с северной стороны; шум тяжело работающего мотора еще слабый, машина пробивается через песок, мотор запнулся, кашлянул, заурчал более высоким тоном при переходе на другую скорость, теперь гул совсем близко, метрах в двухстах, вероятно, с северной стороны леса или на дороге, пожалуй, в лесу, а может, на этой чертовой дороге, нет, пожалуй, в лесу, да, в лесу; мотор еле тянет на третьей скорости; снова переключил скорость, звучит на все более высоких нотах.
Мацек поглядывает на часы.
– Который час? – спрашивает Коралл.
– Пятнадцать минут одиннадцатого.
Гудок короткий, неуверенный, один раз, другой, словно кого-то зовет.
Мацек подскакивает первым.
– Ветряк!…
Коралл продирается через кусты, ему хочется смеяться, ему легко, ему хочется смеяться над собой, над Мацеком, исчезнувшим в зарослях.
– Не может быть. Для Ветряка слишком рано, – кричит Коралл Мацеку, не веря себе и боясь вспугнуть удачу.
Мотор по-прежнему гудит. «Где он, черт возьми?… Как подать ему знак?» Справа… Да, теперь ясно слышно – справа на этой чертовой дороге, на дороге… Что за чепуха… Его словно обухом по голове ударили.
Мацек остановился, низко опустил голову, и Коралл не видит выражения его глаз.
– Им еще рано, – повторяет Коралл, – они смогут прибыть только в полдень.
Мацек молчит. Теперь слышно, как к гулу первой машины примешивается тяжелый рев.
– Направляются к деревне, – говорит Мацек.
Быстро, почти бегом, возвращаются они на прежнее место.
– Полицейские, – бросает Мацек.
Открытая зеленая машина появилась из-за леса, свет заискрился на высокой антенне, торчащей над круглыми касками, а потом из сосен и елей выполз зеленый грузовик. Видна группа людей в кузове, а на борту машины – несколько полицейских.
– Двенадцать человек, – шепчет Мацек и подает Кораллу бинокль.
В бинокль их ясно видно, расстояние теперь небольшое, метров сто пятьдесят; видно, как они подскакивают на ухабах; руки у них подняты, ладони сплетены на затылке. У одного под носом сгусток крови, кровь размазана по лицу, по шее, оторванный воротник рубашки свисает на грудь.
– Неплохо охраняют, – бурчит Мацек.
Метрах в десяти от грузовика движется «студебеккер», такой же зеленый и клетчатый, как грузовик с полицейскими. На нем торчит на треноге похожий на паука гранатомет.
– Интересно, куда их везут, – говорит Коралл.
– Где-то неподалеку взяли.
– Это не партизаны.
– Партизан на месте в расход пускают.
– Конечно. Но я сперва подумал, не наши ли это…
– Вот здорово было бы, если бы им Сирота попался. Хромовые сапожки немцы тоже не прочь содрать с ноги.
– За него не волнуйся, он уже дома простоквашу попивает.
– А ночью возьмет парабеллум Ветряка и пойдет по деревне милостыню собирать. – Мацек ухмыльнулся. – Вот бы его встретить, уж я бы ему показал.
Машины уже перевалили через мостик, прибавили скорость – грязное облако выхлопных газов рассеялось над лугом – и исчезли среди деревенских строений. Мацек вновь посмотрел в бинокль, увидел реку, глянул направо, в сторону двух домов, и неожиданно его рука дрогнула, замерла.
– Черт, – выругался он.
– Что там? – Коралл взял бинокль.
– Вон, возле белой хаты, – сказал Мацек.
Еще один станковый пулемет на позиции, нацеленный прямо на них, на этот раз с правого фланга, высунул круглое рыло над бревнами.
