Кордавы архивов Морской Башни и дозволение проводить изыскания в собрании тарантийской Обители Мудрости. Дабы не перепугать до смерти ваших ученых мужей, нашими посредниками выступят люди.
– А разве… – начал Коннахар и прикусил язык, опасаясь выдать свою полнейшую неосведомленность. Леопард из Пуантена не стал бы предлагать того, чем не владеет. Значит, ему точно известно о местонахождении свитков, представляющих жгучий интерес для обитателей Рабиров. Замечательный выйдет обмен: книги – на пристань! – Согласен, но для успешного разрешения этого вопроса я бы хотел взглянуть на перечень с наименованиями…
– Завтра его доставят, – яростный золотой блеск зрачков хозяина Рабиров немного смягчился, словно он наконец услышал долгожданную радостную новость, – и тогда я искренне надеюсь продолжить нашу познавательную беседу. Однако не будем также забывать о кратких мгновениях радости, иначе поездка запомнится вам исключительно чередой многоумных разговоров.
«Это точно! – мысленно закивал Конни, у которого появилось странное ощущение – будто он превратился в отжатую досуха тряпку, болтающуюся на веревке. – Еще немного – и я бы полностью запутался в этих словесных ловушках. Кто бы знал, как мне хочется выпить… чего угодно, кроме местной травяной отравы!»
– Ничего он не знал. Ровным счетом ничего. Излюбленная манера Пуантенца – столкнуть человека в глубокую воду и посмотреть, выплывет или нет. Более того, мальчик настолько честен, что ему в голову не пришло заранее ознакомиться с содержанием писем!
Госпожа Солльхин по-кошачьи фыркнула. Она взобралась на плоскую спину черного валуна, приткнувшегося в одной из многочисленных укромных заводей озера Рунель, и удобно расположилась там, накрыв камень слоями шелестящей темно-лиловой ткани. Края платья рабирийки свешивались вниз и тяжеловесно колыхались на невысоких волнах.
– «Честен» означает – излишне простоват или непредусмотрителен по молодости лет, – сухо заметил Лайвел, безостановочно вращавший в пальцах тонкий, похожий на иглу стилет. Гули одновременно взглянули на дальний берег озера, где в густеющих сумерках виднелась россыпь желтоватых огоньков. Порой оттуда долетали неясные отзвуки голосов, мешавшиеся с вскриками ночных птиц и таинственным поскрипыванием деревьев. Над горбатым лесистым холмом показался краешек лунного диска, которому оставалось день или два до срока, когда он станет идеально ровной окружностью.
– В юности мы все совершали ошибки, – Солльхин поправила длинный широкий шарф, закрывавший ее волосы. – Ты же не будешь спорить, что он неплохо справился?
– Мальчик умен, этого я не отрицаю, – низкий, переливающийся голос исходил от неподвижного силуэта, таившегося в развилке между изогнутых сосновых корней. Если бы Драго не пошевелился и не заговорил, вряд ли бы кто заподозрил его присутствие. – Сейчас он вынужден оглядываться на старших, в том числе на своего грозного отца, но в будущем…
– Причем не в таком уж далеком будущем, – заметила Солльхин. – Года через три, самое большее – через пять Конан сам уступит ему трон и корону, помяните мое слово.
– И тогда, как ты утверждаешь, придет наше время, – протянул Лайвел.
– Почему бы и нет? – немедля оживилась рабирийка. – Надежды, возлагаемые нами на союз с Зингарой, не оправдались. Королева Чабела стареет. Недалек день, когда подросшие отпрыски вежливо предложат любимой матушке переехать в тихую Сальмонию, дабы насладиться заслуженным покоем. Вместе с ней из Кордавы вышвырнут и Рейе да Кадену вкупе с приятелями, чтобы не мозолили глаза. Пусть скажут спасибо, ежели им удастся вернуться домой целыми и невредимыми!
– Зато у твоего любимчика Коннахара впереди лет двадцать или больше безоблачного правления, – поддел увлекшуюся собеседницу Лайвел. – И вдобавок рядом с ним постоянно находится очаровательная Айлэ Монброн… Солльхин, неужели ты всерьез рассчитываешь сделать ее законной правительницей Аквилонии? Пожалей бедных влюбленных – их просто-напросто растерзают.
– Да, королевой ей не быть, – с сожалением признала женщина. – Зато у принца хватит сил и возможностей оставить ее при дворе, где она со временем станет нашим голосом.
– Мечты, мечты, – нарочито громко вздохнул Лайвел. – Причем несбыточные.
– Отчего же несбыточные? – вновь обозначил свое присутствие Князь Забытых Лесов. – Девушка Айлэ – блистающая нить, накрепко привязавшая наследника трона Льва к нашему краю. Чуть позже мы создадим другую – из золота, которое так нравится людям, и укрепим ее взаимными обязательствами. Потом добавим еще одну и еще…
– Сковав в итоге надежный и прочный ошейник, – лезвие стилета прочертило воздух, глубоко воткнувшись в ствол дерева, а в голосе Лайвела зазвучало неподдельное раздражение. – Сколь радующая людские души картина – единорог на привязи!
– Ты предпочитаешь быть насильно затащенным в клетку и выставленным в зверинце? – с обманчивым добродушием поинтересовался Драго. – Или же оказаться беспомощной добычей? Доселе единорог всегда держался своих путей, это верно. Настали иные времена. Если мы не хотим сгинуть, окончательно превратившись в легенду, нам придется выбирать, чье покровительство более выгодно. Золотой Башни Побережья? Льва Аквилонии? Аргосского паруса? Рабиры теперь со всех сторон окружены человеческими королевствами. Рано или поздно людям надоест такое положение вещей. Нам есть что предложить миру за пределами лесов… но и цена, которую мы запросим, будет высока.
– Так высока, что люди не согласятся платить, и возьмут понравившееся им силой, – из переплетения черных и серебристых теней выскользнул гибкий силуэт, и остановился шагах в трех от собеседников. – Глупо же отрицать очевидное!
– Нынче вершиной разумности полагается раздражать мирных обывателей Мессантии, пока те не схватятся за топоры, – вполголоса проворчал Лайвел. – А также учинять пакости гостям, прибывшим к нам с лучшими намерениями.
– Я тут ни при чем, – с достоинством возразила тень, носившая имя Блейри да Греттайро.
– Разумеется. Пачкать руки самому – ниже твоего достоинства, – Солльхин оскалилась и негромко зашипела. – Всегда отыщется парочка легковерных юнцов, готовых на все ради твоих дурацких идей!
– Если б не мои, с позволения сказать, дурацкие идеи, – Блейри, как знали все его сородичи, с необычайной легкостью впадал в ярость, – от этого тихого уголка давно бы не осталось камня на камне! Мы заставляем людей бояться и тем удерживаем от намерения сравнять Рабиры с землей! Страх –
