Не последовал за своим повелителем и таинственный красавчик Блейри, державшийся, впрочем, на почтительном расстоянии от людей. Исключение составляла Меллис Юсдаль – к величайшей досаде ее приятеля Гиллема. Меллис утверждала, будто гуль ведет себя, как обычный воспитанный человек, расспрашивает ее о жизни городов, о Тарантии и тамошнем короле, а также о ней самой. Ничего угрожающего в его поведении или разговорах она пока не заметила.
Выходок с рисованием кровавых отпечатков на стенах более не повторялось. Возможно, из-за того, что по распоряжению Солльхин к охране из числа прибывших вместе с Коннахаром гвардейцев обязательно присоединялся кто-нибудь из местных уроженцев. На гулей иллюзии, создаваемые их собственными сородичами, не действовали.
– Остались сущие мелочи, – подытожил достигнутые успехи Эвье. – Разыскать подходящее место и провести ритуал, ради которого мы, собственно, так сюда рвались. Еще на пару дней придется задержаться в Гайарде, дабы Ваше высочество изволило побывать на торжествах и поделиться с Леопардом впечатлениями от поездки.
– Но к концу Первой луны мы просто обязаны быть в Тарантии, – подхватил Ротан Юсдаль. – Иначе достопочтенный Стиллис не преминет кое-кому наябедничать.
– Успеем, – беспечно отмахнулся Конни. – Выедем завтра с утра, к середине дня будем в Орволане. Куда нам спешить?
Молодые люди сидели на склоне полого спускающегося к озеру холма. Внизу, у самой кромки воды, дымил разложенный костерок, возле которого устроился с десяток человек: приезжие, ученики магической школы и даже кто-то из свитских Драго. Булькал на огне закопченный медный котел, над ним плыл сладкий аромат вина со специями. Медленно сгущался дремотный летний вечер – последний вечер аквилонских гостей в Рабирах.
У костра возникло движение – там снимали с треножника закипевший котел и разливали напиток по кружкам. Негромко перекликнулись струны настраиваемой виолы, отдельные аккорды соединились в легкую, прозрачную мелодию, вокруг которой закружился мечтательный девичий голос:
– Никто не заметил, куда подевался Лиессин? – осведомился Ротан, дождавшись завершения песни. – В последний раз я видел его вчера, когда мы провожали местного правителя. С тех пор он как в воду канул.
– Госпожа Джелья Дезирата с минувшего дня тоже куда-то запропала, – многозначительно протянул Эвье.
– Думаешь, они улизнули вместе? – Ротан восхищенно присвистнул. – Быстро же у него дела делаются…
Виола перешла в другие руки. Манера игры стала более отрывистой и резкой, а новый голос, хотя тоже принадлежал молодой женщине, звучал приглушенно, почти шепотом. Конни узнал бы эту манящую и кружащую голову интонацию где угодно. Наверняка Айлэ заметила устроившуюся на склоне компанию и решила спеть для своего верного поклонника, зная, какой силой обладает для Конни ее голос.
Коннахар вздрогнул от неожиданности, краем глаза заметив возникшую рядом женскую тень – невысокую, на удивление стройную. Женщина, не отрываясь, смотрела вниз, откуда долетал серебристый голос баронетты Монброн.
– Госпожа Солльхин? – осторожно произнес Эвье. – Что-нибудь случилось?
– Ступайте к костру, – некое предчувствие твердило Конни, что рабирийка пришла исключительно ради разговора с ним. – Я приду попозже.
Ротан и Коррент-младший с явной неохотой зашагали вниз по склону, время от времени оглядываясь. Солльхин не двигалась, только переводила слегка рассеянный взгляд с оранжево-черных языков разгорающегося на берегу костра на молодого человека.
– Вы все так похожи, – негромко сказала она, словно найдя окончательное подтверждение давно тревожившей ее мысли. – Схожие и разные одновременно.
– Кто? – рискнул уточнить наследник короны Аквилонии.
– Твой отец, ты, Айлэ, наследники Халька…
– Госпожа знакома с моим отцом? – не поверил своим ушам Конни. – И с бароном Юсдалем-старшим?
В ответ последовал короткий, еле заметный кивок.
– Но тогда… – рассыпанные кусочки мозаики с еле слышными щелчками заняли свои места, и Коннахар решительно научал: – Раньше тебя звали не Солльхин, верно? На самом деле…
Тонкая прохладная ладонь преградила дорогу готовым вырваться наружу словам. Конни оторопело замолчал, глядя снизу вверх на грустно улыбавшуюся рабирийку.
– Той женщины, о которой ты вспомнил, давно нет на свете. Солльхин – ее печальная тень, ожившая на несколько дней. Ты уедешь – тень развеется. Обещай помнить обо мне, Конни, ладно?
– Обещаю, – неповоротливым, внезапно заледеневшим языком выговорил молодой человек. – Но почему…
Женщина исчезла. Не развеялась в воздухе, подобно призраку, не стала белесыми обрывками тумана, не обернулась летучей мышью. Просто миг назад стояла в полушаге от Коннахара, чуть касаясь его краем темно-багрового платья, а теперь пропала, не оставив по себе никакого следа. Даже трава, кажется, осталась непримятой. И выводимая Айлэ кансона еще не закончилась:
