Разобрать в точности, что происходит, человеческий глаз отказывался – угловатая путаница ног, рук, оскаленных ртов, больше похожих на звериные пасти, шипение, высокий, истошный вой. Конни еще успел заметить выпавшее из метавшегося по прогалине смерча тело, оставшееся лежать изломанным силуэтом, прежде чем мертвая хватка гуля, вдавливавшего человека в землю, ослабла. Наследник трона Аквилонии вскочил на ноги, обернулся – и услышал хруст ломающегося подлеска. Сцепившиеся в бешеной схватке человек и рабириец покатились вниз по обрыву, кто-то из них завопил – не от испуга, от ярости.
– Это Ротан! – Льоу пришлось кричать во весь голос, чтобы перекрыть царивший над тихой некогда лесной прогалиной шум, отчасти напоминавший пронзительные и режущие ухо звуки, что сопровождают кошачье побоище. – Ротан упал вниз!
– Где остальные? – Коннахар наконец-то дотянулся до ножен. Те вопиюще пустовали, короткий парадный кинжал затерялся в траве, в самой гуще призрачной схватки. – Ты видишь хоть кого-нибудь?
– Вон валяется Ариен, – махнул куда-то вправо Майлдаф. Ничего более он добавить не успел, потому что молодым людям пришлось сигануть в разные стороны, уходя с пути непредсказуемого клубка дерущихся гулей.
Месьору Делле несказанно повезло – его страж оказался трусоватым либо наиболее разумным среди дуэргар. Едва на поляне возникла госпожа Солльхин, гуль свистяще зашипел сквозь зубы, с досадой хватил ученого мужа из Аквилонии выпущенными когтями по плечу, разодрав одежду и оставив четыре глубокие продольные царапины, и бесшумно канул в темноту. С пяток ударов сердца Ариен лежал, уставясь в землю и не веря своему счастью, потом осторожно приподнялся… чтобы вновь быть сбитым с ног несущимся куда-то Коннахаром.
Некое пугающее соображение заставило мэтра намертво ухватиться за первое, что подвернулось под руку – за край без того разорванного плаща принца.
– Круг! – просипел Делле. Остановленный на бегу Конни рванулся, не слушая, о чем ему толкуют. Ариен изо всех сил попытался говорить громче и яснее: – Они разрушили волшебный круг! Там повсюду кровь!
– Какая теперь разница? – Конни заполошно озирался, ища кого-то и не находя. – Беги отсюда, пока тебя не сцапали!
Из леса донесся истошный, непонятно кому принадлежащий визг, и, словно повинуясь сигналу, мешанина сражающихся тел распалась. Двое, хромая и подвывая, бросились прочь, не разбирая дороги, трое остались лежать неподвижными черными горками.
Изрядно потрепанный Блейри, пытаясь зажать ладонью рваную рану на предплечье, медленно пятился от наступавшей на него Солльхин.
Гуль скалился, как загнанная в угол крыса. Вся его самоуверенность и холодное совершенство пропали, безжалостно разодранные на клочки и разметанные по поляне. Рабирийка, пританцовывая, шла следом, игриво перебирая в воздухе согнутыми пальцами, но не атакуя. Ветер развевал пепельно-серебряные пряди ее волос, и женщина по-прежнему безмятежно улыбалась, словно не она только что чудом избежала верной гибели.
– Солльхин, Солльхин, – еле слышно шипел Блейри, продолжая отступать и явно выгадывая подходящий миг для бегства. – Неужели ты так быстро все забыла? Кто отнял жизнь у твоих детей, Солльхин? Напомнить? Тебе этого мало? Ты убиваешь собственных сородичей и готова отдать наш край на растерзание людям! Что сказали бы на это твои дети, Солльхин? Где они? Кто виновен в их смерти?
– Ты лжешь, – рабирийка замотала головой, словно пытаясь отогнать наваждение. Они топтались на самой границе былого магического круга, изрытого, растоптанного и превратившегося в белесое пятно.
– Не-ет, это ты не хочешь признать правды, – скрипуче засмеялся Блейри. – Правды, которая известна всем. Твоих ненаглядных детишек прикончили люди. Мальчика и девочку, если не ошибаюсь? И твой муж- человек бросил тебя, опасаясь за собственную жизнь…
– Замолчи! – с воплем, звеневшим, как осколки разбитого хрусталя, Солльхин бросилась вперед. Блейри чудом увернулся, наотмашь полоснув когтями мелькнувшую рядом тень, и не попал – размытый силуэт в резком прыжке взлетел над ним.
Их сражение походило на головокружительные попытки леопарда сгрести порхающую в воздухе летучую мышь.
Время застыло тягучей каплей черной смолы, в которой желтой искрой отразилась полная луна, а потом дрогнуло и сорвалось вниз, оставив расходящиеся на воде круги.
Очередной выпад Солльхин не достиг цели – рабирийка замерла в нелепой позе, запрокинув голову и словно переломившись в поясе. Руки беспомощно заколотили по воздуху, не находя опоры, и она с мягким шлепком упала на спину, ткнувшись головой в основание темно-красного валуна. Блейри, чуть наклонившись вперед, стоял над ней, словно не веря в свою победу и выжидая, когда соперница упруго вскочит, снова бросившись в бой.
Женщина не двигалась.
Присев рядом, гуль боязливо потрогал ее за плечо раскрытой ладонью. От толчка голова Солльхин грузно перекатилась набок и осталась лежать на подстилке из рассыпавшихся седых волос и зеленого бархатистого мха. Блейри сглотнул – сухой щелкающий звук отчетливо пролетел над поляной.
За спиной гуля, шагах в пяти, сдвинулся с места застывший доселе силуэт. Неторопливо, не привлекая излишнего внимания, поднялось вверх поблескивающее лезвие – длинное, с простой крестовиной. Меч находился в руках Лиессина, и Конни отлично представлял, что сейчас будет: при определенном везении Майлдаф с одного взмаха прикончит предводителя-дуэргар, рассчитавшись за все.
Мир качнулся, до краев переполнившись нарастающим шелестящим звоном осыпающихся звезд и мертвенно-голубоватым светом. Деревья застыли, превратившись в ряды лишенных жизни мраморных стволов. Темными, влажными пятнами чуть дымилась еще теплая пролитая кровь – человеческая и вытекшая из уроженцев Рабирийских холмов. Рассыпанные крупинки муки заблестели, как крохотные драгоценные камни. Стоявший на коленях Блейри поднял голову к бесстрастному небу и беззвучно закричал.
И вот тогда на Холм Одиночества пролился дождь.
Дождь, какого еще никогда не бывало – идущий снизу вверх. Сверкающие прозрачные капли срывались с каждой травинки, с вздрагивающих листьев, с тел погибших в скоротечной ночной схватке, зарождались
