— Возьмите меня с собой! Что вам стоит? — умоляла Чако.
Эти голоса вернули Кадзуко к действительности.
— Что с тобой, Кадзу-тян? О чём ты всё думаешь?
— Так, ни о чём… — слабо улыбнулась Кадзуко.
Почему она до сих пор не ушла от мужа? Что ей мешает? Гордость? Или стыд показаться на глаза отцу, братьям? Не всё ли равно — не ушла и всё!.. Но легко ли это — работать в баре, содержать мужа, чувствовать себя всегда глубоко несчастной? Легко?.. А что делать? Бросить его? Но ведь он пропадёт без неё! Кадзуко чувствовала себя матерью, у которой на руках больной ребёнок.
«Нет, я не имею права оставлять его, иначе…»
В прошлом году в каком-то захудалом кинотеатре она смотрела итальянский фильм «Дорога». Про одну женщину, обыкновенную женщину, только очень несчастную, её звали Жермина. Муж с ней обращался грубо, жестоко, но она от него не ушла до самого конца, пока не умерла где-то в горах, зимой, в одиночестве.
Кадзуко смотрела и плакала и подумала, между прочим: «Не таков ли удел всех жён вообще? Не таков ли удел всех женщин?..»
А девушки из бара смеялись. Кто-то из них сказал:
— Какая ерунда! Если я буду несчастна с мужем, я убегу!
Но Кадзуко кажется — мужа и жену связывает нечто более глубокое, чем счастье или несчастье…
Пока Кадзуко думала обо всём этом, Кэнкити и Митико, пьяные от счастья, шагали по оживлённому Синдзюку, и будущее представлялось им в розовом свете.
НОВЕЛЛА ЧЕТВЁРТАЯ
Зима в этом году — ранний гость. Дует резкий холодный ветер, небо пасмурно, кажется, вот-вот повалит снег.
А в универсальном магазине тепло и уютно. Люди, входящие с улицы, сразу словно оттаивают.
В отделе игрушек у прилавка — толкучка. Скоро рождество. Молоденькая продавщица в опрятном форменном халатике показывает какому-то покупателю музыкальную шкатулку в виде горской хижины. Нажмёшь кнопку — в хижине, утопающей в глубоком снегу, вспыхивает красный огонёк, точно там разожгли камин. Потом распахивается дверь и доносится приятная песенка:
Как весело у печки
В холодный снежный вечер.
Гори, огонь, гори,
И мы поговорим…
— Возьму, — говорит покупатель, мужчина средних лет. Он принимает из рук продавщицы шкатулку. — Когда я был маленьким, мне часто эту песенку пела сестра. Вы знаете, что такое печка?
— Как вам сказать…
Девушка, конечно же, никогда не видела печей.
— У меня была печка, — говорит покупатель, — когда я жил в Маньчжурии. Она напоминает калорифер, но это не одно и то же. Она вделывается в стену, как камин. Какое удовольствие — сидеть у печки зимой и подбрасывать в неё поленья!
— Вам упаковать как подарок?
— Нет, нет. Просто заверните.
Покупатель достаёт из чёрного кожаного бумажника деньги, расплачивается, берёт свёрток и, поблагодарив девушку, уходит. По его манерам и одежде видно, что он солидный человек, занимающий высокий пост в какой-нибудь фирме.
Придя на службу, он разворачивает свёрток, ставит покупку на стол, закуривает сигару и нажимает кнопку. И шкатулка так же, как там, в магазине, поёт очаровательную песенку:
Как весело у печки
В холодный снежный вечер.
Гори, огонь, гори,
И мы поговорим…
— Подпишите, пожалуйста, — говорит, входя в кабинет, молодой клерк с папкой в руках и, заметив на столе музыкальную шкатулку, восторженно восклицает: — Ого!.. Это ваша шкатулка, господин управляющий? — Он улыбается, показывая белые крепкие зубы.
— Конечно, моя!
— Купили сыну подарок?
— Мой сын учится в колледже. Ему скорее подойдёт какой-нибудь духовой инструмент, чем музыкальная шкатулка, — рассмеявшись, говорит управляющий.
Молодой человек тоже смеётся и поворачивается, чтобы уйти, но управляющий останавливает его в дверях:
— Постой, Кусуноки. Говорят, ты собираешься жениться.
— У меня есть на примете девушка. Но о женитьбе ещё разговора не было.
— Гм… да, супружеская жизнь… — многозначительно произносит управляющий и тут же добавляет: — Впрочем… об этом не стоит… Приготовь-ка, пожалуйста, бумаги к докладу.
Управляющий долго сидел за столом, покуривая сигару, и разглядывал купленную шкатулку. Незатейливая песенка разбередила в его сердце старую рану.
«Как весело у печки в холодный снежный вечер…» — пробормотал он вслед за шкатулкой.
С этой песенкой для него была связана одна история, которая случилась лет восемь назад.
Тогда тоже дул холодный ветер, небо было пасмурным, а к вечеру повалил снег. Это случилось, кажется, незадолго до рождества.
После какого-то очередного делового банкета, устроенного в ресторане на Янагибаси, его усадили в одну машину с председателем правления фирмы.
— Вы здорово поработали, Аримура-кун! Поздравляю! — председатель откинулся на сиденье.
— Что вы! Вышло не так уж удачно, как хотелось… но устал я порядочно…
— Что ж, теперь не грех и отдохнуть! Тут неподалёку, на Гинзе, я знаю очень уютный бар… Кстати, как здоровье вашей супруги?
— Спасибо… немного лучше. Как будто поправляется.
— Ну, сердечно рад… Да, трудновато вам приходится… А как сынок?
— Ничего, слава богу… У меня сейчас тёща гостит, так что легче…
Итиро Аримура посмотрел в окно. За стеклом машины мелькал снег, огни; еле пробивающийся сквозь порошу свет неоновых реклам напомнил Аримуре тусклый огонёк в окне больничной палаты, где пятый месяц лежала его жена, страдавшая тяжёлой формой диабета.
И тут же ему вспомнилась круглая беленькая мордашка сына. Мальчик наверняка давно спит. Сегодня с утра он всё просил — купи музыкальную шкатулку. Теперь она лежала в портфеле.
Как весело у печки