не мог себе это позволить.
— А Дункан мог?
— Конечно, не мог. Но ему и не пришлось платить, не так ли? «Америкэн экспресс» возместила ему списанную со счета сумму. Они всегда поступают так, если покупки совершаются по украденным картам. Убыток для них невелик, зато так приобретается верность клиентов. Таким образом, ложки оплатила компания, а уж она-то может это себе позволить.
— Но ты не мог знать, что я выберу Дункана для работы в команде.
— Нет, не знал. Тут мне очень повезло. Мне было легче его подставить. Замечу, я сразу понял, что, когда он увидит свое имя в том списке, он отреагирует так, как и отреагировал. На его месте я поступил бы точно так же. Он запаниковал. Он решил, что гораздо лучше утаить это странное обстоятельство, чем попытаться с ним разобраться и все выяснить. Именно это он и говорил тебе, когда ты его допрашивал.
— А я ему не поверил.
По губам Джеза пробегает легкая улыбка.
— Теперь веришь.
— Да, теперь верю.
— В общем, после этого все остальное было совсем нетрудно. Письмо от Церкви Нового Тысячелетия — ну тут все ясно, я его подделал. Бумагу и конверт я взял со стола Израэля, когда мы с Кейт пошли к нему. Израэль спустился вниз, чтобы впустить людей, а Кейт вышла на лестничную площадку, чтобы посмотреть, кто они. Я оставался в кабинете секунд десять, максимум пятнадцать, и действовал не по заранее обдуманному намерению, а по наитию. Увидел подпись Израэля на факсе, который лежал на столе, обратил внимание на ее неразборчивость и мигом смекнул, что ее будет легко подделать. В конце концов, это всего лишь завитушка. Так оно и вышло. А тебе так отчаянно хотелось засадить Дункана, что ты даже и не подумал проверить письмо на подлинность.
— А все эти орудия убийства ты притащил в дом Дункана, когда отправился туда якобы на разведку.
— Само собой.
— Не удивительно, что ты настоял на том, чтобы поехать туда одному.
— Совершенно верно. Ведь вздумай ты поехать со мной сам или отправить Кейт, это бы все испортило. А так я заскочил домой, прихватил все причиндалы и отправился к дому Дункана. Прямые улики — это тебе не шутка. Как тебя проняло, когда ты все это увидел. Уверен, Ред, появись там в тот момент Дункан, ты бы его прикончил.
— Да, не спорю. Хорошо, что он был далеко.
Некоторое время Ред молчит, а потом спрашивает:
— Ты не ощущаешь своей вины, Джез?
— В чем?
— В том, что подставил Дункана?
— Нет. Мне этот тип никогда не нравился. Впрочем, он меня тоже не любил, это точно. Может быть, неосознанно воспринимал мою подлинную суть. И уж конечно, я не могу чувствовать себя виновным перед малым, который сдал нас «Ньюс оф зе уорлд». Что бы он ни сделал потом, это было непростительно. Два Иуды в одной команде — явный перебор.
— Значит, это не отягощает твою совесть?
— Что?
— То, что Дункан провел три месяца в тюрьме за то, чего не совершал.
— Совесть — всего лишь вежливое название предрассудка, Ред, а предрассудком деликатно называют страх. Нет, это ничуть меня не тяготит. Тем более что Дункана скоро выпустят. Как только правда выйдет наружу.
— И как ты собираешься это устроить, Джез? Как ты собираешься сделать, чтобы правда вышла наружу?
Джез глубоко заглядывает собеседнику в глаза и рассказывает.
123
— Когда Иуда, предатель, понял, что осужден, он раскаялся и принес обратно тридцать серебряных монет первосвященникам и старейшинам со словами: «Я согрешил, предав невинную кровь». Но они не приняли деньги назад, сказав: «Это твое дело». И тогда он бросил серебро в Храме, ушел оттуда прочь и повесился.
Время уже после полуночи. Наконец наступила Страстная пятница.
Ред в одних трусах, руки его связаны за спиной. Он сидит на деревянных перилах, ограждающих площадку верхнего этажа. На шее его веревочная петля — веревка тянется вдоль спины и крепится к перилам. Джез завязал ее как следует, а перила, опробовав, счел вполне надежными. Единственное, что сломается под тяжестью тела Реда, так это его собственная шея.
Джез стоит рядом с ним. Он нацепил себе на голову самодельный терновый венец, и несколько струек крови, мягко петляя, стекают по его лбу к бровям. Он как будто не замечает этого. На полу рядом с ним тарелка с едой.
Ред усилием воли заставляет себя перебарывать ужас. «Не выказывай страха! — велит он себе. — Не доставляй Джезу этого удовольствия».
В правой руке Джеза мобильный телефон, в левой он держит скальпель. Серебряная ложка — последняя из двенадцати — лежит на полу у его ног.
Он развязывает Реду руки и дает ему мобильный телефон.
— Ты ведь знаешь, не так ли? Ты знаешь, что должен предать меня?
Ред кивает.
— Скажи это.
— Да, — говорит Ред. — Я знаю, что должен предать тебя.
Джез берет ломтик хлеба, отрезает от него маленький кусочек и макает его в плошку с красным соусом. «Тот, кто обмакнет свою руку со мной, предаст меня».
Джез вкладывает кусочек хлеба в руку Реда и приближает голову к уху пленника.
— Сейчас ты должен будешь действовать быстро. Тебе предстоит свершить свое последнее предательство. Позвони Кейт. Скажи ей, что я сделал. Сдай меня полиции. Они приедут, когда ты будешь мертв, и они предадут меня суду, как римляне судили Иисуса. Потом обо мне узнает весь мир. Давай. Звони в полицию.
— А потом ты меня повесишь?
— Нет, ты повесишься сам.
— А если я откажусь?
— Ты не сможешь. Ты не откажешься. Это твое предначертание.
Зыбучие пески миссии Джеза засасывают Реда вниз, однако это не тот зыбучий песок, в котором всякое сопротивление лишь ускоряет погружение. Борись — и, может быть, тебе удастся преодолеть это. Сдайся — и ты обречен.
Ред берет телефон и набирает номер Кейт.
— Кейт Бошам.
— Кейт, это Ред.
— Привет, Ред. Как ты?
Ее голос настолько обалденно нормален, как будто доносится с другой планеты.
— Кейт… Это не Дункан. Это Джез.
— Что? Что не Дункан?
— Убийца. Убийца апостолов. Это Джез. Это он убийца.
— Ред, о чем вообще ты говоришь?
— Он сейчас здесь. Собирается меня повесить. О Господи, Кейт… ты должна помочь.
