Тернера.
— Энди? Ну да, он работает здесь. Правда, пока не появился. Лентяй первостатейный. Наверное, проспал.
— А когда он должен быть на работе?
— В два часа. Я и говорю, наверное, проспал.
Ред смотрит на часы. Без четверти три.
В два часа. Сорок пять минут тому назад. Боже праведный.
— У вас есть адрес Эндрю?
— Что?
— Его адрес.
— Нет, я мелкая сошка и адресов не знаю. Вам надо спросить у босса, на втором этаже. У него там файлы и все такое. И Эндрю числится, и все мы.
Ред стремглав несется вверх по лестнице к офису Уэлча и врывается в дверь в тот момент, когда Уэлч зажигает очередную сигарету.
— Адрес Эндрю Тернера? Где он?
Ред осознает, что адреса следовало записать еще при профилактических беседах, потому что, не сделав этого тогда, он сейчас теряет драгоценные мгновения.
— Он у меня здесь, — говорит Уэлч. — А что? Он так и не появился?
— Нет, не появился. Дайте мне его хренов адрес.
До Уэлча, похоже, начинает доходить.
— О Господи.
Уэлч открывает второй ящик серого каталожного стеллажа позади себя и, с зажатой в зубах сигаретой, торопливо перебирает карточки личных дел.
— Таргит… Такер… Тернер. Вот он.
Уэлч извлекает тонкую коричневую бумажную папку и передает ее Реду. Руки его трясутся.
Адрес Эндрю Тернера находится на первой странице. Донби-хаус, квартира 53, Уолсли-стрит. Как раз на другом берегу Темзы, рядом с Джамайка-роуд.
Ред уносится прочь. Его ноги скользят по каменному полу рынка, он выдыхает пар, когда мчится через парковочную площадку, и шины прилипают к асфальту, когда его автомобиль вылетает в главные ворота.
92
В последний раз Ред переезжал мост Тауэр в южном направлении уже после того, как осмотрел тело Барта Миллера, и тогда он покорно тащился в пробках. Однако теперь ему почти наверняка предстоит обнаружить тело, и он проскакивает мост на шестидесяти пяти милях в час.
Донби-хаус — муниципальный дом, и Эндрю Тернер живет на верхнем этаже. Ред бегом устремляется по лестнице до самого верха и поворачивает направо. Двери мелькают в периферии его зрения, а ноги громко стучат по бетонированной дорожке. Никаких криков, никакого протеста. Многоквартирные дома муниципалитетов — почти идеальное место для совершения убийства. Зови не зови, никто не откликнется, потому что никому не хочется оказаться следующей жертвой. Здесь никто не сует нос в чужие дела и не интересуется чужими проблемами. Квартира Эндрю находится в правом конце. Синяя дверь. Нет смысла звонить в звонок.
Замок хлипкий. Ред распахивает дверь с первого пинка.
Эндрю там, на месте, как будто поджидает Реда. Косой крест прислонен к стене, и конечности Эндрю прибиты к его четырем концам. В отличие от обычного креста Андреевский не оставляет опоры для туловища или головы. В отсутствие таковой голова и туловище свесились вперед, и нагрузка на кисти рук оказалась такова, что они порвались.
Ред подходит поближе.
Серебряный Язык действовал наверняка, не полагаясь на случай. Два гвоздя в каждой ноге и каждой руке. И затем, чтобы плотно прикрепить Эндрю к кресту и чтобы он истек кровью до смерти чуть быстрее. Кровь собралась в лужицу на полу под ранами.
Почему? Почему Эндрю допустил, чтобы это случилось с ним?
Ред выискивает не покрытые кровью участки пола, садится на корточки и смотрит на лицо Эндрю. Голова молодого человека висит под таким углом, что щеки выглядят надутыми, а глаза выпученными. Кровь из обрубка языка все еще сочится, соскальзывая с нижней губы на пол.
И слегка пузырится.
Ред вскакивает на ноги настолько быстро, что чуть было не ударяется головой о голову Эндрю.
Он протягивает руку к шее Эндрю. Дотягивается и касается. Два пальца на коже.
Вот. Под его кончиками пальцев. Слабый, но ощущаемый безошибочно.
Пульс.
93
Ред вызывает «скорую помощь».
Прежде всего следует опустить Эндрю вниз, чтобы он получил возможность нормально дышать.
Если Ред сумеет снять Эндрю с креста, ему, возможно, удастся повернуть вспять или остановить агонию асфиксии. Дело в том, что, вопреки распространенному мнению, причиной смерти при распятиях прежде всего служит не потеря крови, а именно асфиксия. Прибивание гвоздями руки к кресту ограничивает доступ воздуха к легким, напрягая грудную клетку и диафрагму. Чем труднее дышать, тем меньше кислорода попадает в мускулы, препятствуя рукам принять свою долю веса, из-за чего голова и туловище тяжело обвисают. Что, в свою очередь, возлагает на уже ослабленную респираторную систему еще большую тяжесть. Таков порочный круг, всегда имеющий только один конец.
Если только кто-то не прервет его до наступления рокового исхода.
Ред хватается за один из гвоздей в правой ладони Эндрю и пытается его вытащить. Не получается. Кровь сделала гвоздь слишком скользким, и потому Ред не может его как следует ухватить, да и заколочен гвоздь с такой силой, что его острый конец пробил деревянную перекладину насквозь.
Ред судорожно озирается в поисках подходящего инструмента вроде клещей и плоскогубцев.
Ничего подобного на виду нет, ни на столах, ни на полках, ни на стульях. Вообще-то это естественно, никто не держит инструменты на видном месте. Но если он станет шарить по квартире в поисках ящика с инструментами, будет нарушена целостность картины преступления. Походя можно уничтожить самую важную улику, способную изменить ход дела.
Нужно делать выбор, и как можно скорее!
Впрочем, о чем тут спорить? Совершено восемь убийств, и нигде, нигде не осталось ни единой зацепки. С чего бы здесь должно быть по-иному? А если Эндрю выживет, он станет единственным человеком, который видел Серебряного Языка и остался жив. То, что он смог бы им рассказать, бесценно.
Только вот рассказать он в любом случае ничего не сможет, поскольку не способен говорить.
Секунду Ред думает, не следует ли ему просто дать Эндрю умереть. Никто, кроме самого Реда, так об этом и не узнает. Эндрю без сознания, он не может видеть, что рядом с ним в комнате кто-то есть. Если Эндрю выживет, он будет травмирован на всю жизнь не только физически, но и психически. Памятью об ужасе и страданиях, которые большинство людей просто не в состоянии себе представить.
Люди убивают животных, даже не представляя, какие страдания заставляют их испытывать.
Но не в этом ли суть? Ведь Эндрю не животное. Он по-прежнему имеет разум и чувства.
А значит, у Реда нет выбора. Перед ним человек, и он обязан сделать все от него зависящее, чтобы
