— У вас еще все впереди, — очень серьезно сказал Никольский. — Вы уж простите меня за откровенность. Она все время из меня лезет, как теплое пиво из бутылки.
Карцев, конечно, понимал, что не имеет и сотой доли опыта Бирюкова, но все-таки было неприятно и обидно, что это понимают и другие.
— Ладно! — Карцев старался говорить спокойно. — Если ты такой откровенный, скажи — когда они нападут?
— Надо подумать.
Никольский взял бинокль и медленно осмотрел весь сектор наблюдения. Карцев в это время испытывал двойственное чувство — злорадство от того, что и у опытного Никольского не на все припасен ответ, и неприятно холодящее опасение, что нападение начнется в следующую минуту.
Вернулся Фролов. Он доложил, что вертолет за Бирюковым прилетит не раньше чем через два часа. Никольский отдал ему бинокль и вопросительно посмотрел на Карцева.
— Пойдем, — Карцев глазами показал ему наверх. — Бегом?
— Как положено, — сказал Карцев и вслед за Никольским выбрался из окопа.
Под маскировочной сетью Никольский остановился и повернулся к Карцеву.
— Я считаю, они нападут не раньше, чем метла заберет Бирюкова, — задумчиво сказал Никольский. — А скорее всего подкрадутся к нам на рассвете, сразу после намаза.[2] Так уже было однажды, и мы их едва не проспали.
Из блиндажа вышел сержант Романов, закуривая на ходу. Никольский достал сигарету и прикурил от его спички. — Как там Бирюков? — спросил Карцев.
— Рана хреновая, — махнув рукой, ответил Романов. — Перевязать невозможно — внутри исковеркано. Сейчас кровь свернулась, запеклось у него там, а пить не может.
— Пойду посмотрю его, — сказал Карцев и шагнул к двери.
— А чего смотреть? Вы же не доктор, — удивленно произнес Романов. Карцев остановился, повернул искаженное злобой лицо к Романову и грубо рявкнул:
— Сержант! Ваши рассуждения о моих действиях не требуются! Вы меня поняли?
— Так точно! — резко ответил Романов.
…Карцев курил под маскировочной сеткой, когда послышалось стрекотание вертолета. Пока «железная птица» делала круг перед посадкой, Карцев велел солдатам, курившим рядом, приготовить Бирюкова к отправке. Из блиндажа вышел Никольский.
— О! Кто к нам сподобился прилететь! — с притворной радостью воскликнул он, увидев выбравшуюся из севшего вертолета высокую и широкоплечую фигуру.
— Кто это? — настороженно спросил Карцев.
— Вы с ним не познакомились в полку? Это же Я Не Понял — доблестный прапор из политотдела! Только его нам здесь не хватало!
Четверо солдат отнесли Бирюкова в вертолет, и он без задержки взмыл в небо.
Шкафоподобная фигура приблизилась к Карцеву:
— Прапорщик Ямборский, инструктор политотдела.
— С какой целью прибыли? — спросил Карцев.
— Я не понял, вам разве не доложили? — квадратное лицо прапорщика выразило крайнюю степень удивления. — Меня прислал начпо[3] для усиления и проведения пэпээр.[4]
— Поднимать боевой дух славных воинов-интернационалистов, — очень торжественно, но негромко произнес Никольский. Прапорщик услышал и недовольно покосился на него.
Карцев пожал плечами. На военной кафедре в институте был курс об этой «пэпээр», но вспоминать его не было никакого желания.
— Проводите, если вам приказали, — равнодушно сказал он прапорщику.
— Надо собрать бойцов, — несколько обескураженно проговорил тот.
— Все, кто не на дежурстве, в блиндаже. Там же — отдыхающие после дежурства, их не трогать. Вопросы есть? — строго спросил Карцев.
— Я не понял, вы что — считаете, пэпээр не нужна для всех бойцов? — важно поинтересовался прапорщик.
Карцеву надоел этот разговор. Он демонстративно закурил.
— Я считаю, что солдаты должны отдыхать после дежурства, — зло процедил он, едва не добавив «а не заниматься ерундой», и отвернулся.
— Ох, заложит он вас, товарищ командир! — трагически прошептал Никольский.
— Иди в блиндаж, — не глядя на него, тихо сказал Карцев и громко добавил: — Сержанта Романова ко мне!
Прапорщик и Никольский скрылись в блиндаже. К Карцеву быстрым шагом подошел Романов и строго по уставу отчеканил:
— Товарищ лейтенант, сержант Романов прибыл по вашему приказанию.
Карцев внимательно посмотрел на сержанта. Лицо Романова ничего не выражало.
— С девятнадцати часов удвоить охранение. Быть предельно бдительными — в ближайшее время, ночью или утром, вероятно нападение противника на заставу. Вопросы есть?
— Никак нет, товарищ лейтенант! — твердо ответил Романов. — Будет исполнено!
В двенадцатом часу дня Карцев сидел под маскировочной сетью и курил бог знает какую по счету сигарету. Во рту — противно как после пьянки. Голова тяжелая после бессонной ночи. Уже часа два назад Карцев решил что надо плюнуть на все и завалиться спать, но продолжал сидеть и курить.
Через час после завтрака он вызвал Романова и, не глядя на него (боясь увидеть ухмылку), отменил удвоенное дежурство.
Из блиндажа вышел Ямборский. Карцев знал, что прапорщик разложил на столе многочисленные бумаги и долго строчил что-то в свое пухлом блокноте. У Карцева не было ни малейшего желания общаться с Ямборским, и потому он отправился в обход по позициям.
Как нарочно, на позиции, с которой он начал, дежурил Никольский. Презрев уроки Бирюкова, Карцев не стал спускаться в окоп, а сел на бруствер, с раздражением глядя на бывшего сержанта.
— Ну? Где же твои обещанные бандюги? — резко спросил Карцев. Никольский, не отрываясь, осматривал свой сектор. Услышав Карцева, он передернул плечами. Карцев недобро усмехнулся, и в этот момент послышался протяжный шелест, а затем громкий хлопок, взрыв и дробный стук камней и осколков. Карцев обернулся в сторону взрыва-небольшая дымящаяся воронка оказалась примерно на полпути с окопа до блиндажа. Карцев хотел посмотреть на часы, но Никольский с криком «спускайтесь!» дернул его за ремень, и он неловко свалился окоп.
— Ровно двенадцать, — сказал Карцев, посмотрев на часы Никольский молча продолжал наблюдать. Карцев выглянул из окоп, осмотрелся, потом резко выбрался на бруствер и двинул к блиндажу. В блиндаже большинство солдат лежало на койках. Сержант Романс сидел за столом, подперев голову рукой и прикрыв глаза. Прапорщик Ямборский расхаживал туда-обратно между столом и койками, недовольно поглядывая на солдат. Увидев вошедшего Карцева, направился к нему.
— Пользуясь тем, что почти все бойцы сейчас здесь, я хотел бы провести еще одно занятие, — строго произнес прапорщик.
Карцев окинул взглядом солдат и покачал головой.
— Я не понял. — сердито начал прапорщик.
— А вот посидел бы ночь в окопе или повкалывал бы на жаре лопатой, тогда бы понял! — негромко, но очень зло оборвал его Карцев.
Прапорщик не сдался и хотел снова заговорить, но вслед за очередным разрывом мины снаружи донесся противный визг и сразу же — серия взрывов.
— Ого! Реактивными начали! — подал голос встрепенувшийся Романов.
