— Кажется он носит власяницу? — сказала она с издевкой, в то время как ее красивые темные глаза так и сияли от удовольствия. — Итак, он мучается угрызениями совести, занимается самобичеванием, скорбит по сыну, и тут появляешься ты, а он, стремясь восполнить потерю, делает тебя беременной. Да весь город знает, что ты делала аборт! Да, мы знаем, мы все знаем!
— Вы лжете, — закричала я. — Это был не аборт, просто курс лечения, потому что у меня часто бывали задержки!
— В твоей больничной карте все записано, — на ее лице появилась довольная ухмылка. — Ты выкинула эмбрион с двумя головами и тремя ногами, близнецов, которые не разделились, как надо. Бедняжка, а ты и не знала, что твой курс лечения — это всего лишь аборт!
Господи, я тону, ухожу под воду с головой, надо мной смыкается черная толща воды… с двумя головами? Тремя ногами? Ребенок-урод, чего я так боялась! Но тогда мы с Полом еще не познали друг друга! Нет, это был не Пол!
— Не плачь, — с притворной ласковостью произнесла она.
Я инстинктивно отпрянула, когда она потянулась своей большой рукой, усыпанной бриллиантами, чтобы дотронуться до моей щеки.
— Все мужчины — свиньи. Полагаю, он скрыл от тебя этот факт. Так неужели ты не понимаешь, что не можешь стать его женой? Я пришла сюда для твоего же блага. Ты такая красивая, молодая, талантливая, зачем тебе жить в грехе с женатым мужчиной? Спаси свою душу, пока еще есть время.
Слезы застилали мне глаза. Я стала тереть глаза кулаками, словно ребенок, оказавшийся в безумном взрослом мире. Потом я посмотрела на ее приторное, ухоженное лицо.
— Пол не женатый человек. Он вдовец. Джулия умерла, покончила жизнь самоубийством в тот же день, как утопила Скотти!
Она потрепала меня по плечу: этакая добрая, заботливая мать.
— Нет, деточка, Джулия не умерла. Она пребывает в учреждении, куда ее отправил мой брат после убийства Скотти. Даже безумная, она продолжает оставаться его законной женой.
Она сунула в мою ослабевшую руку несколько снимков, изображавших худую женщину довольно жалкого вида, лежавшую на больничной койке. Страдание иссушило ее: глаза были широко открыты и тупо глядели в пространство, темные волосы разметались по подушке. К сожалению, я видела достаточно много фотографий Джулии, поэтому сразу признала ее, несмотря на то, что она так сильно изменилась.
— Кстати, — бросила напоследок сестрица Пола, оставляя меня наедине с фотографиями, — я получила огромное наслаждение от спектакля. Ты восхитительно танцуешь. А твой партнер просто не имеет себе равных! Мой тебе совет — выходи за него; невооруженным глазом видно, что он без ума от тебя.
С этими словами она ушла, а я осталась стоять оглушенная, брошенная в бездну утраченных надежд и отчаяния. Боже мой, приживусь ли я когда-нибудь в этом мире, где царствует ложь?
Джулиан пригласил меня на вечеринку, устроенную в нашу честь. К нам подходили люди, поздравляли нас, говорили лестные слова, но я обращала на них мало внимания. Мои мысли были заняты другим: Пол лгал мне — мне! Он предложил мне любовь, зная, что женат, он лгал мне, лгал, а я ненавижу ложь!
Джулиан был ко мне как-то по-особому внимателен и добр. Тесно прижавшись ко мне во время одного из медленных, старомодных танцев, так, что я чувствовала каждый мускул его стройного тела, он прошептал:
— Кэти, я люблю тебя. Я очень тебя хочу, так, что порой теряю сон. Мне хочется сжимать тебя в объятиях, овладевая тобой. Если ты мне откажешь, я сойду с ума. — Он зарылся лицом в мои волосы. — Я никогда не встречал столь чистой девушки, как ты. Кэти, умоляю тебя, не будь жестокой, подари мне свою любовь!
Его лицо плыло передо мной, он казался прекрасным, как древний бог, и все же, все же…
— Джулиан, а что бы ты сказал, если бы узнал, что я вовсе не так чиста?
— Но ведь это так, я знаю!
— Да с чего ты это взял? — Я пьяно рассмеялась. — Неужели у меня на лице написано, что я храню девственность?
— Да, — твердо ответил он. — Я вижу это по глазам. А в твоих глазах написано, что ты не представляешь себе, что значит быть любимой.
— Джулиан, боюсь, ты мало меня знаешь.
— Кэти, ты меня недооцениваешь. И относишься ко мне как-то странно: то тебе кажется, что я наивный ребенок, то я волк, готовый вот-вот тебя проглотить. Ты сперва посмотри, на что я способен, как любовник, вот тогда ты поймешь, что до этого ни один мужчина к тебе даже не прикоснулся!
Я засмеялась.
— Хорошо. Но только один раз!
— Стоит тебе попробовать один раз со мной, как тебе не захочется меня отпускать, — произнес он, сверкнув своими черными глазами.
— Джулиан… я не люблю тебя.
— Так полюбишь, когда мы проведем вместе одну ночь.
— Джулиан, — сказала я, широко зевнув. — Я так устала, к тому же я пьяна. Пожалуйста, уходи и оставь меня в покое.
— Ни за что! Раз уж ты пообещала, я от тебя не отстану. Сегодня ты будешь со мной, как и все остальные ночи в твоей жизни или в моей.
Дождливым субботним утром, когда весь наш багаж уже был погружен в такси, чтобы ехать в аэропорт, мы с Джулианом стояли в мэрии, вокруг собрались наши друзья, а мировой судья произносил слова, которые свяжут нас на всю жизнь, «пока смерть не разлучит нас». Когда настала моя очередь говорить необходимые в таком случае слова клятвы, я мгновение помедлила, мне хотелось убежать, помчаться к Полу. Он не сможет этого пережить. А Крис? Впрочем, Крису лучше, если я выйду замуж за Джулиана, чем за Пола, он сам мне об этом сказал.
Джулиан тесно прижимался ко мне, его темные глаза светились гордостью и любовью. Мне некуда было бежать, только что и оставалось, так это произносить необходимые слова. И вот я уже замужем за мужчиной, которому никогда не позволю стать моим мужем, я в этом себе поклялась. Не только Джулиан был счастлив и горд; мадам Золта тоже так и светилась от радости, благословляла нас, целовала и проливала материнские слезы.
— Ты правильно поступила, Кэтрин. Вместе вы будете счастливы, вы такая красивая пара, только помните, что вам ни в коем случае нельзя обзаводиться детьми!
— Дорогая, любимая, самая прекрасная, — шептал мне Джулиан, когда мы летели над Атлантикой. — Ну, пожалуйста, не будь такой грустной. Ведь это наш праздник! Клянусь тебе, я больше не дам тебе грустить. Я буду самым любящим мужем на свете, и у меня не будет никого, кроме тебя!
Моя голова склонилась ему на плечо, и я зарыдала! Я плакала о том, чего была лишена в этот счастливый для любой девушки день. Где птичье пение, где колокольный звон? Где зеленая травка и чувство любви? И где моя мать, ставшая причиной всех моих несчастий? Где? Плачет ли она, думая о нас? А может быть, она бросала в мусорную корзину мои письма с вырезками из газет?.. Да, это больше на нее похоже, она предпочитала не вспоминать о том, что натворила. Как легко и просто отправилась она в свадебное путешествие, когда вышла замуж второй раз, оставив нас на попечение безжалостной бабки, и вернулась в прекрасном настроении, а потом еще долго рассказывала нам, как прекрасно она провела время. Она совсем не интересовалась Кори и Кэрри, когда мы, запертые на чердаке, подвергались издевательствам и голодали, а ведь они совсем не росли. Она не замечала, как печален их остановившийся взгляд, как тонки их слабенькие ручки и ножки. Она никогда не видела того, чего не хотела видеть.
Продолжал лить дождь, предвещая нехорошее. От потоков ледяной воды обледенели крылья самолета, уносившего меня все дальше и дальше от всех тех, кого я люблю. Мое сердце покрылось такой же ледяной коркой. А сегодня ночью мне предстоит лечь в постель с мужчиной, которого я не воспринимаю серьезно вне сцены; сейчас он такой респектабельный, одет в костюм и воображает себя принцем.
И все же я должна отдать должное Джулиану: в постели он действительно был бесподобен. Я постаралась забыть о том, кто со мной, и представляла себе совсем другого, когда он покрывал поцелуями все мое тело, каждый кусочек, каждый уголок был обласкан, пригрет, изучен его нежными губами. Через некоторое время я уже хотела его. Я просто трепетала от желания, чтобы он скорее мной овладел, пытаясь
