было по-прежнему, изменилась только я, и вот теперь мне предстояло войти в дом и ввергнуть в отчаяние человека, который уже перенес достаточно ударов судьбы.
Я оглядела аккуратные шары и конусы, выстриженные из кустов самшита, глицинию в цвету, пышное буйство азалий, огромные магнолии, вот-вот готовые расцвести, и всю эту зелень украшал испанский бородатый мох, загадочный и темный, создававший впечатление живого кружева. Я вздохнула. Но самым прекрасным казался в сумерках старый дуб, окутанный каким-то романтически грустным мистическим ореолом: он был сплошь покрыт испанским бородатым мхом, который в конце концов убивает своего хозяйка. Любовь, которая входит в самое сердце и затем губит.
Сначала я думала войти в дом вместе с Джулианом и сразу рассказать Полу обо всем, но в конце концов у меня не хватило решимости.
— Ты не обидишься, если я оставлю тебя здесь на веранде, а сама поговорю с Полом? — обратилась я к Джулиану.
Он кивнул. Странно, я ожидала, что он станет спорить, но он покорно уселся в стоявшее здесь плетеное кресло-качалку. Оно было памятно мне тем, что, когда в тот воскресный поддень нас высадил здесь автобус, в нем дремал Пол. Тогда ему было сорок. Сейчас — сорок три.
Испытывая странную дрожь, я прошла дальше одна и открыла дверь собственным ключом. Можно было позвонить или послать телеграмму, но мне нужно было видеть его лицо, выражение его глаз, попытаться прочитать его мысли. Мне нужно было знать, действительно ли это для него серьезный удар, или я только задела его самолюбие.
Казалось никто не слышал, как я вошла, как прозвучали мои шаги в холле. Пол дремал, растянувшись в своем любимом кресле перед камином и цветным телевизором, положив скрещенные ноги в ботинках на оттоманку. Возле его кресла на полу по-турецки сидела Кэрри: ей всегда нужно было находиться рядом с кем-то, кто ее любит. Она полностью ушла в игру с маленькими фарфоровыми куколками. На ней был белый свитер с алыми манжетами и воротничком, а сверху — красная вельветовая курточка. Она была похожа на очаровательную миниатюрную статуэтку.
Я снова взглянула на Пола: даже во сне его лицо хранило выражение напряженного ожидания, он то и дело менял положение ног, а пальцы рук то сжимались в кулаки, то вновь разжимались. Голова его откинулась на спинку кресла, но и она моталась из стороны в сторону, ему что-то снилось — может быть я. Вдруг его лицо повернулось ко мне: неужели он даже во сне почувствовал мое присутствие?
Он медленно открыл глаза, зевнул, прикрыв рукой рот, потом взгляд его упал на меня. Он смотрел так, словно я была видением.
— Кэтрин, — прошептал он, — это ты?
Вопрос услышала Кэрри, она вскочила и подбежала ко мне, выкрикивая мое имя, а я подхватила ее и подбросила к потолку. Я обрушила на ее лицо целую лавину поцелуев и так крепко сжала в своих объятиях, что она закричала:
— Мне больно, отпусти!
Она была такая хорошенькая; она явно посвежела и поправилась.
— Кэти, почему тебя так долго не было? Мы каждый день ждем, что ты придешь, а тебя все нет и нет. Мы представляли себе, как вы поженитесь, но когда ты долго не писала, доктор Пол сказал, что не следует спешить. А почему ты посылала нам только открытки? Разве у тебя не было времени, чтобы писать настоящие, длинные письма? А Крис сказал, что ты, наверно, страшно занята. — Она высвободилась из моих объятий и снова опустилась на пол рядом с креслом Пола, поглядывая на меня с укоризной. — Кэти, ты нас совсем забыла, да? Ты думаешь только о своем балете, и когда ты танцуешь, тебе не нужна семья.
— Нет, Кэрри, мне очень нужна семья, — машинально ответила я, поглощенная созерцанием Пола, мне так хотелось прочитать его мысли!
Пол поднялся с кресла и пошел ко мне, глядя мне прямо в глаза. Мы обнялись, а Кэрри наблюдала за нами, словно постигала науку, как должны обниматься мужчина и женщина, которые любят друг друга. Его губы лишь слегка коснулись моих, но я вся так и вспыхнула от их прикосновения, Джулиан никогда не оказывал на меня такого воздействия.
— А ты изменилась, — произнес он в своей спокойной, мягкой манере. — Похудела. И выглядишь усталой. Почему ты не позвонила, что едешь? Я бы встретил тебя в аэропорту.
— Ты тоже похудел, — сказала я хриплым шепотом.
Худоба шла ему гораздо больше, чем мне; его усы казались темнее и гуще. Я осторожно прикоснулась к ним, и меня охватила тоска: теперь они не мои, хотя он нарочно их отрастил, чтобы сделать мне приятное.
— Мне было плохо, когда ты перестала писать мне каждый день. Ты была очень занята?
— Да, вроде того. Трудно каждый день выступать и еще стараться осмотреть все достопримечательности… оставалось так мало времени.
— Я подписался на «Вэрайэти».
— О! — только и смогла простонать я, моля Бога, чтобы там не успели сообщить о моей свадьбе.
— Теперь я твой штатный агент по сбору вырезок, хотя у Криса есть свой альбом. Каждый раз, когда мы коротаем время вместе, мы сравниваем вырезки, и если у кого-то из нас какой-то недостает, то делаем ксерокопию. — Он помолчал, явно озадаченный моим выражением лица, поведением или чем-то еще. — Там только восторженные отзывы… Кэтрин, почему ты такая… такая безучастная?
— Я устала. Ты же сам сказал. — Я опустила голову, не зная, как посмотреть ему в глаза. — А как ты?
— Кэтрин, что случилось? Ты очень странно себя ведешь.
Кэрри смотрела на меня во все глаза, словно Пол высказал и ее мысли. Я обвела взглядом комнату, уставленную вещами, которые Пол собирал всю жизнь. Какая красота! Солнечный свет, проникая сквозь тонкие шторы, играл на изящных вещицах, расставленных на высокой этажерке со стеклянными полками, отражался в потускневшем зеркале на стене. Как легко уйти от ответа, оглядываясь по сторонам и притворяясь, что все хорошо, когда на самом деле все из рук вон плохо.
— Кэтрин, отвечай! — крикнул Пол. — Что стряслось?
Я села на стул, колени дрожали, в горле пересохло. Почему у меня все всегда получается не так? И как он мог мне лгать, обманывать меня, зная, что вся моя жизнь состояла из обмана и лжи? А сам выглядит таким верным, надежным. Как это только ему удается?
— Когда вернется Крис?
— В пятницу. Приедет на пасхальные каникулы.
Он задумчиво на меня посмотрел: мой вопрос показался ему странным, потому что обычно мы с Крисом поддерживали тесную связь.
Тут появилась Хенни, и снова восклицания радости, объятия, поцелуи: больше было невозможно откладывать, но я все же нашла способ.
— Пол, я пригласила Джулиана… Он сейчас на веранде. Можно его позвать?
Он очень странно на меня посмотрел и кивнул.
— Конечно. Зови его в дом. — И добавил, обращаясь к Хенни: — Поставь два дополнительных прибора.
Вошел Джулиан. Как я его и просила, он и словом не обмолвился, что мы женаты. Еще в такси мы сняли обручальные кольца и положили в карман.
Это был самый странный ужин из всех, на каких я когда-либо присутствовала. Когда же мы с Джулианом стали раздавать подарки, напряженность, кажется, даже усилилась. Кэрри лишь осторожно взглянула на свой браслет, усыпанный рубинами и аметистами, и только Хенни просияла, получив толстый золотой браслет.
— Чудесная вещица. Спасибо, Кэти. — Пол поставил подаренную мною статуэтку на ближний столик. — Джулиан, надеюсь, ты нас извинишь, если мы с Кэти уединимся: мне надо с нею поговорить.
Он сказал это так, как сказал бы врач, желающий поговорить с главой семейства, где кто-то серьезно заболел. Джулиан кивнул и улыбнулся Кэрри, она просияла в ответ.
— Я пошла спать, — заявила она. — Спокойной ночи, мистер Маркет. Не знаю, помогали ли вы Кэти выбирать этот браслет, но все равно спасибо.
