помолвку. Платиновая оправа превратилась в неровный овал. Прекрасный, чистой воды камень в два карата выскочил из зажимов.
Еще у врача мне ввели в вену успокоительное, чтобы снять боль от переломов. Мои чувства были смутны, неопределенны, мне стало как-то безразлично. И только где-то внутри меня раздавался крик, опять подступала ненависть, и свистел ветер, а если я закрывала глаза, то видела повсюду вокруг горы в голубом тумане, закрывающие солнце, как там, наверху, на чердаке.
— Джулиан, — пробормотала я слабым голосом. — Это, должно быть, он. Наверное пришел домой и сорвал ярость на моих вещах. Посмотри, что осталось нетронутым — это все его.
— Разрази его гром! — выкрикнул Крис. — А сколько раз он вымещал злобу на тебе? Сколько у тебя было синяков? Я видел один, а сколько всего их было?
— Пожалуйста, не надо, — сонно промямлила я. — Не было ни разу, чтобы он ударил меня, а сам потом не плакал и не просил прощения: «Да, прости меня, моя родная, моя единственная любовь… Я не знаю, что заставляет меня такое вытворять, ведь я так тебя люблю!»
— Кэти, — начал Крис осторожно. — С тобой все в порядке? Похоже ты сейчас потеряешь сознание. Я пойду застелю кровать, чтобы ты могла передохнуть. Скоро ты уснешь и обо всем этом забудешь, а когда проснешься, я тебя увезу. Не плачь из-за платьев и его подарков, от меня ты их получишь еще больше, и они будут лучше. А это кольцо, которое тебе подарил Пол — я обшарю спальню и найду бриллиант.
Он стал искать камень, но не нашел, а когда я уснула, видимо перенес меня в постель, заправленную чистым бельем. Проснувшись, я увидела, что лежу под тонким одеялом и простыней, а Крис сидит на краю кровати, глядя мне в лицо. Я посмотрела в окно и увидела, что становится темно. В любой момент Джулиан мог явиться домой, застать у меня Криса, и тогда не сносить бы мне головы.
— Крис… ты что, меня раздел, а потом одел вот в это? — вяло спросила я, заметив рукав своей любимой голубой ночной рубашки.
— Да. Я решил, тебе будет в ней удобнее, чем в трико с распоротой по шву штаниной. И ты ведь помнишь, что я врач? Я привык все это видеть и к тому же старался не смотреть.
В комнате потемнело, сгущались сумерки, делая тени неясными и красноватыми. Я смутно видела Криса, совсем такого же, как раньше, когда на чердаке все становилось красноватым, расплывчатым, пугающим, а мы были одни перед лицом какого-то неизвестного ужаса. Он неизменно давал мне покой, когда никто другой не мог меня утешить. Он всегда был подле меня, когда я ждала от него верного поступка или слова.
— Помнишь тот день? Мама получила от бабушки письмо, в котором говорилось, что мы можем жить у нее? Тогда нам виделось впереди чудесное будущее. Потом нам казалось, что все радости остались в прошлом. Но никогда, никогда не в настоящем.
— Да, — мягко ответил Крис. — Я помню. Мы верили, что станем богаты, как царь Мидас, и все, к чему мы будем прикасаться, превратится в золото. Разве что мы собирались лучше собой владеть и оставить во плоти и крови тех, к кому были привязаны. Мы были совсем юные, глупые и такие доверчивые.
— Глупые? Не думаю, что мы были глупыми, скорее нормальными. Ты добился своего и стал врачом. А я до сих пор не прима-балерина, — горько сказала я.
— Кэти, не принижай себя, — пылко отозвался Крис. — Ты бы давно уже ей была, если бы Джулиан мог сдерживаться и не показывать норов, из-за которого менеджер любой труппы опасается подписывать с вами контракт. Ты не хочешь с ним расстаться, потому и застряла в посредственной труппе.
Я вздохнула, думая, что лучше бы он этого не говорил. Бурные вспышки Джулиана действительно не дали нам воспользоваться многими возможностями, открывавшими нам путь в более престижные труппы.
— Тебе надо уходить, Крис. Я не хочу, чтобы он пришел и застал тебя тут. Он не выносит, когда ты со мной. А я не могу его бросить. По-своему он любит меня и нуждается во мне. Не держи я его в рамках, он был бы еще в десять раз отчаяннее, и как бы то ни было, я его люблю. Если иногда он и принимался размахивать кулаками, то только потому, что старался мне это показать. А теперь я и сама вижу.
— Видишь? — закричал он. — Да ничего ты не видишь! Ты позволяешь жалости к нему лишить тебя здравого смысла! Оглянись, Кэти! Такое мог учинить только умалишенный. Я не оставлю тебя наедине с психом! Я буду здесь, чтобы тебя защитить. Скажи на милость, что ты сможешь поделать, если он снова решит спросить с тебя за отъезд из Испании? Встанешь и убежишь? Нет уж! Я не оставлю тебя беззащитной, ведь он может явиться и пьяным, и уколовшимся…
— Он не употребляет наркотики! — заступилась я за то хорошее, что было в Джулиане, желая при этом по некоторым причинам забыть и о том, что было в нем плохого.
— Он отбил тебе пальцы, на которых ты танцуешь, поэтому не убеждай меня в том, что ты будешь иметь дело с вполне вменяемым человеком. Когда ты переодевалась, я случайно услышал, как кто-то сказал, что начав повсюду мелькать с Иоландой, Джулиан совершенно переменился. Я к тому, что по общему мнению, он колется, — тут Крис помолчал. — А про Иоланду мне точно известно: уж она-то потребляет все, что ей удается достать.
Мне было больно, хотелось спать, и я волновалась за Джулиана, которому уже следовало бы быть дома. Кроме того во мне зарождалась новая жизнь, и я должна была решить судьбу ребенка.
— Ну тогда оставайся, Крис. Но когда он придет, дай мне с ним поговорить самой, держись на заднем плане, обещаешь?
Он кивнул, а я опять начала погружаться в дремоту, реально ощущая лишь кровать под собой и блаженство сна, в котором я так нуждалась. Лениво и бездумно я попробовала повернуться на бок. Мои ноги соскользнули с подушек, и я вскрикнула от боли.
— Кэти… не двигайся, —сказал Крис, быстро водружая мои ноги обратно. — Разреши мне лечь рядом с тобой и обнять тебя, пока его нет. Обещаю тебе не спать, и как только он войдет, я соскочу с кровати и исчезну. — Он улыбнулся, чтобы меня подбодрить, я кивнула в ответ, с благодарностью оказавшись в объятиях ласковых, силь-ных рук, и тут же снова вернулась в сладкое убежище сновидений.
Сквозь сон я почувствовала мягкие поцелуи у себя на щеке, волосах, веках и, наконец, на губах.
— Я так тебя люблю, о Боже, как же я люблю тебя, — услыхала я его слова и, не успев полностью очнуться, на какой-то миг решила, что это Джулиан пришел сказать мне, как он раскаивается…
Ведь на него было так похоже причинить мне боль, а потом просить прощения и заниматься любовью с самозабвением страсти. Я чуть повернулась, отвечая на его поцелуи, обняла его и погрузила руки в его густые темные волосы. И тут я все поняла. Волосы под моими пальцами были не жесткие и кудрявые, а мягкие и шелковистые, как у меня самой.
— Крис! — закричала я. — Остановись! Но он уже не владел собой и осыпал мое лицо, шею, обнажившуюся грудь жаркими поцелуями.
— Не кричи, — пробормотал он, лаская и гладя меня. — Вся моя жизнь — сплошное разочарование. Я пытался любить других, но в мыслях у меня всегда была только ты — та, которая никогда не будет моей! Кэти, брось Джулиана! Давай вместе уедем! Мы найдем какое-нибудь отдаленное местечко, где нас никто не знает, и сможем жить, как муж и жена. Детей у нас не будет. Об этом я позабочусь. Но мы сможем взять ребенка. Ты ведь знаешь, из нас получатся хорошие родители, мы любим друг друга и всегда будем любить! И неизменно будет так! Ты можешь скрываться от меня и выходить замуж хоть двенадцать раз, но твое сердце, как на ладони, когда ты на меня смотришь, ведь ты хочешь меня так же, как я хочу тебя!
Увлеченный своей пылкой речью, он не слушал моих слабых возражений.
— Кэти, только обнять тебя, только снова тобой обладать! Теперь я знаю, как доставить тебе наслаждение, которого я не мог дать тебе раньше. Умоляю тебя, если ты хоть когда-нибудь меня любила, расстанься с Джулианом прежде, чем он уничтожит нас обоих!
Я затрясла головой, пытаясь сосредоточиться на том, что он говорил и делал. Его светлые волосы касались моего подбородка и льнули к моей груди, Крис не видел моего жеста, но зато мог слышать мой голос.
— Кристофер, я ношу ребенка Джулиана. В Клермонте я ходила к гинекологу, потому-то я и оставалась там дольше, чем собиралась. У нас с Джулианом будет ребенок.
Он отпрянул, будто я дала ему пощечину, вмиг утратив сладостно-восторженное состояние, с которым он целовал меня в запретные места. Сев на край постели, он обхватил руками голову. Затем раздались рыдания:
