Прежде чем присоединиться к Жизель в столовой, я зашла в кабинет. Как она и говорила, Брюс рылся в бумагах, около него стояла открытая бутылка бурбона. На нем были пиджак и галстук, но галстук болтался, волосы растрепались, и вид был такой, словно он неделю не брился. Когда он поднял на меня взгляд, то сначала принял за Жизель, но потом понял, что это я.
– Руби! – воскликнул он и быстро поднялся, обдав меня запахом перегара. Он бросился ко мне, ударившись об угол стола, быстро обнял меня и отступил. – Это ужасно, ужасно. Я не могу поверить, что это случилось.
– Почему? – резко спросила я. – Это случилось с моим отцом; это случилось с моим дядей Жаном.
Он часто заморгал и затряс головой.
– Конечно, это тоже ужасные трагедии, но Дафни… Дафни была в расцвете лет. Он была красивее, чем всегда. Она была…
– Я знаю, какой замечательной она была для тебя, Брюс. Мне жаль, что это произошло. Я бы этого никому не пожелала. В мире достаточно печали без того, чтобы мы добавляли ее.
– Я знал, что ты так будешь думать, – сказал он, печально улыбаясь. – Твоя сестра… – Он покачал головой. – Она взбесилась, и этот ее приятель… они строят козни против меня. Мне нужна твоя помощь, Руби.
– Моя помощь? Ты просишь у меня помощи? – Я чуть не рассмеялась.
– Ты всегда была более разумной, – проговорил он. – А теперь, когда ты сама хорошо обеспечена, ты поймешь. У нас с Дафни были определенные договоренности, – продолжал он. – О, мы никогда не излагали это письменно, но они у нас были. Мы с ней обсуждали, что будем делать, случись что с одним из нас, и договорились, что другому будет предоставлено полное право на адвоката. Если позволить юристам поместья составлять бумаги…
– Вы с Дафни годами были заговорщиками, Брюс, – произнесла я ледяным тоном. – Вдвоем вы строили козни против моего отца. Вы проворачивали всякие махинации, обманывали. Только твой партнер по преступлению был, очевидно, более умным, перехитрил тебя и лишил всего, – сказала я, пристально глядя на гору документов. – Мне очень жаль тебя, но я и пальцем не пошевелю, чтобы тебе помочь. Возьми то, что успел наворовать, и уходи, – посоветовала я ему.
Он разинул рот.
– Но… Руби, ты ведь знаешь, я всегда хорошо к тебе относился, заступался каждый раз, когда Дафни набрасывалась на тебя.
– Неужели! – изумилась я. – У тебя никогда не хватало смелости и слова сказать против нее, хотя ты видел, какие гадости она делала мне, моему дяде Жану, даже Жизель. Не жди от меня одолжений, Брюс.
Он прищурился.
– Тебе это так не пройдет. У меня тоже есть адвокаты, знаешь ли, дорогие, известные адвокаты и деловые связи.
– Если честно, то мне это безразлично, Брюс. Я предоставляю Жизель вести эти сражения.
Он криво улыбнулся.
– А знаешь, она украла твоего ухажера.
Я почувствовала, как меня бросило в жар, и поняла, что стала пунцовой:
– Я замужем, Брюс. Его улыбка стала шире.
– Мы еще посмотрим, кто будет здесь смеяться последним, – угрожающе произнес он и вернулся к письменному столу.
Я пошла в столовую и рассказала Жизель о моем разговоре с ним. Она передернула плечами.
– Этим займутся Бо и наши адвокаты, – сказала она. – Но я надеюсь выкупить у тебя твою долю в этом доме и долю новоорлеанской собственности. У тебя и так всего полно. Не все ли тебе равно? – добавила она, прежде чем я успела ответить.
– Я не возражаю. Она улыбнулась:
– Я так и знала, что вместе мы справимся с этими трудными временами. Мы должны делать что можем, чтобы утешить друг друга, правда? Что ты собираешься надеть на похороны? Ты привезла что-то подходящее? У меня – полный шкаф новой одежды. Можешь взять взаймы что угодно. Просто поройся и выбери. Ты пошире меня в бедрах, поскольку рожала, но почти все должно подойти, – проговорила она.
– Я привезла свое, спасибо.
Мы обе обернулись, когда Брюс появился в дверях. Он потряс пачкой документов.
– Я уеду ненадолго. Еду в офис к своим адвокатам.
– Не думай, что ты можешь уничтожить какие-то бумаги, Брюс, – сказала Жизель. – Я знаю, мама держала все копии у Саймонса и Борегарда, которые теперь являются нашими адвокатами.
Он зло развернулся и уронил часть документов. Жизель захохотала, когда он, бормоча что-то себе под нос, опустился на колени, чтобы собрать их. Затем, весь горя от злости, чеканя шаг, он прошел по коридору к двери.
– И слава Богу, – крикнула ему вслед Жизель. Она улыбнулась мне. – Я подумываю о том, чтобы закрыть дом на месяц и отправиться путешествовать. Может быть, в Лондон. Ну разве не прелесть эти устрицы и артишоки? Эти огромные декоративные раковины называются «vol-au-vent», – назидательно выговорила она.
Еда была хорошая, но на душе у меня было безрадостно. После ленча Жизель пошла позвонить друзьям, а я бродила по дому, в котором мало что изменилось и добавилось, пока не набрела на то, что
