заняты обсуждением таких вопросов, как, например, на какую глубину в жаркий день может погрузиться в масло веточка петрушки или куда все-таки ранили на войне доктора Ватсона. Спросите такого поклонника Холмса, что нового слышно о гигантской крысе с Суматры, и он (или она) мягко ответит, что мир еще не дорос до понимания этой истории.
Реймонд Чандлер написал: «У каждого автора детективов встречаются ошибки, и ни у кого нет такой эрудиции, как следовало бы. Конан Дойл делал ошибки, которые совершенно обесценивали иные из его рассказов, но был пионером жанра, и Шерлок Холмс — это прежде всего особый образ мыслей плюс несколько десятков незабываемых диалогов».
При всем высокомерии тона нельзя не признать, что замечание Чандлера справедливо. «Шерлока Холмса» можно перечитывать снова и снова просто ради удовольствия провести время в обществе Конан Дойла. И не потому, что мы забыли, кто убийца сэра Чарлза Баскервиля или кто похитил чертежи Брюса- Партингтона. Мы возвращаемся на Бейкер-стрит, чтобы наблюдать работу гения. Один раз поддавшись этой тяге, мы больше не сможем ей противостоять. «Невиданный червяк науке, по-видимому, еще неизвестный», «Знаменитый канареечник Уилсон — язва лондонского Ист-Энда»[3]. Таинственная встреча с собакой в ночи… «Игра началась, Ватсон!»[4]
Однако преклонение перед Шерлоком Холмсом часто сочетается с пренебрежением к Конан Дойлу. О нем иногда вспоминают как о человеке, который невзначай оказался рядом, когда Холмс появился на свет, или — по выражению иных «шерлокианцев» — как о литературном агенте, способствовавшем публикации записок доктора Ватсона. Такое отношение очень расстроило бы Конан Дойла. Говоря о Холмсе, Дойл и впрямь принижал свои заслуги, но одновременно прекрасно отдавал себе отчет в том, что взялся за второстепенный литературный жанр и вывел его на широкую дорогу.
Конан Дойла часто изображают ненавистником Шерлока Холмса, но это не вполне справедливо. Верно, порой ему до тошноты надоедал его знаменитый герой, и свидетельство тому — попытка убить Холмса, чтобы избавиться от него. Однако в последние годы писатель примирился с очевидным: «Я не нахожу, что эти мои более легковесные произведения помешали мне узнать пределы моих возможностей в таких разнообразных областях творчества, как история, поэзия, исторические романы, психология и драматургия. Если бы Холмса не было, я вряд ли бы успел сделать больше, хотя, возможно, он и помешал в какой-то степени признанию моих более серьезных литературных сочинений».
Очень может быть. Хотя многие возразили бы, что именно эти «более легковесные произведения» позволили ему проявить гениальное новаторство, которое вспахало целину и осветило путь последующим поколениям писателей, в то время как его «более серьезные сочинения» безнадежно устарели. Пусть так, но в любом случае «Приключения Шерлока Холмса» — лишь небольшая часть того, что создал Конан Дойл, и если его почитатели на секунду отвлекутся от ярких огней Бейкер-стрит, они увидят, что в тени стоит, ожидая выхода в круг света, интереснейший и достойный более близкого знакомства писатель. Конан Дойл доставил миру массу радости. И заслуживает того, чтобы на него, хотя бы ненадолго, взглянули так, как он того хотел бы.
Однажды он написал: «Трудно вообразить жизнь более разнообразную и романтичную, чем моя. Я узнал, что значит быть бедняком и каково быть богатым. Я испытал все, что написано человеку на роду. Я был знаком со многими замечательными людьми моего времени. После обучения медицине, магистерскую степень по которой я получил в Эдинбурге, я прошел долгий путь в литературе. Я занимался многими видами спорта, включая бокс, крикет, бильярд, автогонки, футбол, воздухоплавание и лыжи. Я был первым, кто включил лыжи в туристическую программу Швейцарии. Как врач китобойного судна я провел семь месяцев в Арктике, а позже плавал к западному побережью Африки. Я повидал три войны: Суданскую, Южноафриканскую и войну с Германией. В моей жизни было множество всяческих приключений. Наконец, подчиняясь внутренней необходимости, я посвятил свои последние годы тому, чтобы познакомить мир с результатами моих тридцатишестилетних исследований в сфере оккультных наук и побудить людей осознать их особую важность. Выполняя эту миссию, я проехал более 50 000 миль с лекциями, которые прослушали более 300 000 человек. Кроме того, я написал на эту тему семь книг. Такова история моей жизни».
И такова история, которую нам предстоит рассказать.
Глава 1. Свободное кресло
Я научился не высмеивать чужого мнения, сколь бы странным оно ни казалось на первый взгляд.
В тот вечер в лондонском Ройял-Алберт-Холле собралось чуть ли не шесть тысяч человек. Причем сотни желающих не смогли попасть внутрь. В просторном зале мужчины в смокингах и дамы в длинных вечерних платьях, рассаживаясь по местам, взволнованно перешептывались. Они пришли увидеть и услышать сэра Артура Конан Дойла, наверное самого любимого из всех современных писателей, ожидая узнать от него потрясающую новость.
Здешняя публика мало чем отличалась от той, что посещала лекции Конан Дойла (а он прочел их сотни) в Париже, Нью-Йорке, Мельбурне, Кейптауне и в других местах. Однако в этот вечер ожидание было особенно напряженным. Причина была проста: пять дней назад Конан Дойл скончался у себя дома в Кроуборо.
Все были охвачены нетерпением. Согласно взглядам самого Конан Дойла, горячо им проповедовавшимся, смерть отнюдь не должна была помешать его появлению на лекционной кафедре в тот вечер. К моменту своей смерти, наступившей 8 июля 1930 года, Конан Дойл давно уже был самым известным в мире и самым ярым пропагандистом спиритизма — учения о том, что мертвые сообщаются с живыми по земным каналам: через медиума. На протяжении четырнадцати лет Конан Дойл посвящал спиритическому движению почти все свое время, тратил немало сил и средств, доказывая, что «на свете нет ничего важнее». Для тех, кто обрел утешение и смысл в этой вере, он был «святым Павлом спиритизма», для прочих — прискорбно заблуждающимся старым человеком, растратившим впустую свое величие. Вечер в Алберт-Холле, полагали многие, раз и навсегда разрешит этот спор.
У края эстрады, где возвышалась лекторская кафедра, стояли стулья, на которых сидели родные писателя. Один стул, к которому была прикреплена карточка с надписью «Сэр Артур Конан Дойл», пустовал. Место слева занимала леди Конан Дойл, как всегда на протяжении двадцати трех лет лекционных турне, дискуссий и прочих мероприятий, которым ее муж придавал вес своим именем и для которых не жалел энергии. Сегодняшнее собрание, поделилась она с приятельницей, станет последней публичной демонстрацией, в которой она участвует с мужем.
Стул Конан Дойла, похоже, остался единственным незанятым в зале, куда, согласно некоторым источникам, в конце концов набилось тысяч десять, что значительно превышало вместимость Холла. Кое- кого удалось усадить на дополнительно принесенные стулья.
Когда все стихло, к микрофону вышел Джордж Крейз из Марилебонской спиритической ассоциации и открыл вечер. Он произнес короткое приветствие, а потом зачитал письменное обращение леди Конан Дойл: «Я хочу от имени моих детей и своего собственного, а также от имени моего возлюбленного супруга сердечно поблагодарить всех собравшихся за любовь, которая привела их сюда сегодня». Однако, говорилось там далее, она хотела бы внести ясность и умерить ожидания тех, кто полагает, будто на свободном стуле непременно появится материализовавшаяся фигура сэра Артура. «Я сидела бок о бок с моим возлюбленным мужем на всех собраниях во всех уголках мира, и сегодня на этом вечере, на который люди пришли из уважения и почтения к нему, оставлено кресло и для него, так как я знаю, что его духовное естество будет рядом со мной, хотя наши земные глаза не способны видеть дальше земных излучений. Лишь те, кому дано от Бога иное зрение, которое зовется ясновидением, смогут узреть среди нас его любимый
