облик».
Эрнст Хант, сподвижник Конан Дойла по спиритическому движению, выразился еще определеннее. Указывая на пустой стул, он предупредил, что «…если кто-нибудь, наделенный богатым воображением, внушит себе, будто видит здесь фигуру сэра Артура, это еще ничего не будет значить. Не так уж важно, даже если человек, одаренный ясновидением, и в самом деле его увидит. А вот если вы воспримете это пустующее место как глас Божий, призывающий вас стать последователями Дойла, это в самом деле будет очень важно».
При всей своей откровенности эта речь не понизила градус ожидания в зале. После того, как распространилось известие о кончине Конан Дойла, сразу начались горячие пересуды о его возможном возвращении.
Сначала все шло, как принято на панихиде. Друзья и коллеги поднимались, чтобы воздать должное покойному. Звучали церковные гимны и отрывки из Священного Писания. Была зачитана телеграмма от известного физика сэра Оливера Лоджа, разделявшего взгляды Конан Дойла. Он прославлял неколебимую преданность писателя спиритизму, выражал уверенность в том, что «великодушный поборник нашего дела, умудренный новым знанием и опытом, вскоре продолжит свои усилия по ту сторону», и заключал словами: «Sursum corda»[6] — призывал возвыситься духом. Примерно через час традиционная часть мероприятия приблизилась к концу. Джордж Крейз опять подошел к микрофону и, предложив публике встать, попросил провести две минуты в молчании и размышлении. «Тишина была полнейшая, — записал один корреспондент. — Это невозможно забыть».
Когда присутствующие расселись, Крейз снова обратился к собравшимся. «Сегодня, — сказал он, — благодаря нашему усопшему лидеру, внушившему нам бесстрашие, мы проведем дерзкий эксперимент. Среди нас находится лицо, обладающее духовидческим даром. Эта дама попробует прямо с эстрады передать нам свои впечатления. Причина, заставляющая нас колебаться, состоит в том, что из-за огромного количества людей это потребует от нашей ясновидящей чрезвычайно большого напряжения душевных сил. В собрании из десяти тысяч человек медиуму предстоит принять на себя очень тяжелую нагрузку. Сегодня миссис Робертс попытается описать некоторых знакомых, но имейте в виду, что сеанс подобного рода впервые проводится при таком невероятном стечении народа. Вы можете помочь ей своими флюидами, если споете гимн ‘Отверзи очи мои’».
Как только смолкли последние звуки гимна, к краю эстрады подошла нервического вида женщина — миссис Эстелл Робертс, хрупкая, темноволосая, с большими карими глазами. Несколько секунд она молча стояла у микрофона, сжимая руки. За ее трепетной наружностью и робким видом скрывался немалый драматический талант. Она была любимым медиумом Конан Дойла, он неоднократно говорил о ее «месмерическом воздействии».
В одном отношении Джордж Крейз был прав — это и впрямь был «дерзкий эксперимент». Миссис Робертс позвали для установления связи с отлетевшими душами, в том числе и Конан Дойла. Таким образом она должна была постараться обратить скептиков в свою веру. Хотя в 30 году спиритизм был явлением вполне распространенным, сеансы, как правило, проводились в затемненных комнатах и при закрытых дверях. В зависимости от того, что обещал медиум, там можно было увидеть плывущие по воздуху тамбурины, таинственные послания, записанные мелом на грифельной доске, или еще какие-нибудь нематериальные проявления, призванные свидетельствовать о контакте с духами. В ярко освещенном Алберт-Холле летающих тамбуринов ожидать не приходилось. Миссис Робертс должна была просто стоять перед микрофоном и ловить наудачу послания духов прямо из воздуха, переадресовывая их тому или иному из зрителей. Таким образом, доказательством загробного происхождения сообщений могли служить только ее слова.
Ее месмерическое воздействие, так сильно ощущавшееся Конан Дойлом, проявилось не сразу. Поначалу миссис Робертс просто стояла, покачиваясь с носка на пятку. Через некоторое время в зале стало раздаваться нетерпеливое покашливание и шарканье ног. Тут она взялась за дело. Приставив козырьком ладонь ко лбу, как вахтенный матрос, миссис Робертс начала обводить глазами партер, галерею и ложи, задерживая взгляд не столько на лицах, сколько на пустом пространстве над головами. «Здесь всюду очень много духов, — произносит она. — Они толпятся и задевают меня!»
После чего последовал длинный, безостановочный монолог — описание призраков одного за другим, которых только она и может видеть. «Вокруг собралась толпа духов, которым очень хотелось пообщаться с близкими, — напишет она впоследствии. — В течение получаса я с помощью ясновидения переправляла их сообщения отдельным людям, сидевшим в зале».
На самом деле она не только переправляла послания, но заодно и описывала, как выглядят почившие, свойства их характера, манеру речи. И даже одежду. Люди, будто зачарованные, слушали, как она рассказывает о встречах родных и любимых, снова обретших друг друга на том свете, да еще указывает на тех в публике, к кому они обращаются. «Было что-то жутковатое, — писал один журналист, — в том, как каждый из десяти тысяч человек, сидящих в Алберт-Холле, и боится, и уповает, что укажут на него».
Тогда, как и теперь, нет единого мнения касательно того, имеют ли подобные демонстрации происхождение духовидческое или же вполне земное — вроде сообщников, сидящих в зале, или предварительного сбора подробных сведений о тех, с кем предстоит вступить в контакт. Публика Алберт- Холла в немалой степени состояла из людей, сочувствовавших спиритизму; сохранились сведения, что по крайней мере один из получателей спиритического послания был и сам практикующим медиумом. Так что справедливости ради надо сказать, что миссис Робертс обращала обращенных.
Но имелось в этой аудитории и определенное количество неверующих, явившихся отдать дань памяти Конан Дойлу. «Это было либо поразительное доказательство общения с умершими, — сказал один скептик, — либо самое хладнокровное и бессердечное жульничество». А репортер «Сатердей ревью» выразился еще откровеннее: «Хотелось бы посмотреть, как давешнюю даму-медиума из Алберт-Холла стал бы допрашивать Шерлок Холмс. Ее приемы ничем не напоминали о Бейкер-стрит, они не удовлетворили бы не только Шерлока Холмса, но и Ватсона».
Прошло примерно с полчаса, маловеры больше не в силах были скрывать свое раздражение. В разных концах зала люди стали подниматься с места — таких набралось человек сорок-пятьдесят — и направляться к выходу. Миссис Робертс выразила досаду: «Я не могу продолжать, когда они выходят», — объявила она. Заглушая общий шум, грянула мощная органная музыка — казалось, вечер прощания преждевременно подошел к концу. Но тут, как раз когда собрание начало в беспорядке расходиться, появился сэр Артур Конан Дойл. «Он здесь! — закричала миссис Робертс. — Он здесь!» Пробиравшиеся между рядами скептики остановились где кто был. Все глаза устремились на пустое кресло.
Позднее миссис Робертс утверждала, что Конан Дойл находился на эстраде все время: «Сначала я увидела его во время двухминутного молчания, — вспоминала она. — Потом — когда передавала послания. Он был в вечернем костюме. Прошел через эстраду и сел на свободное место. Он сидел сзади и подбадривал меня все время, пока я делала свою работу. Я узнала этот чистый, ясный голос, его нельзя не узнать».
Что бы мы ни думали о медиумических талантах миссис Робертс, нужную минуту она умела определить безошибочно. Ее объявление наэлектризовало аудиторию. В самых отдаленных уголках зала люди вставали и тянули шеи, чтобы лучше видеть свободное кресло.
Лицо леди Конан Дойл озарилось блаженной улыбкой. К ней подошла миссис Робертс. «У меня для вас послание, дорогая. От Артура», — сказала она. Леди Конан Дойл кивнула. «Сэр Артур сказал, что кто-то из вас сегодня утром заходил в домик, — продолжала миссис Робертс (речь шла об одной из построек в семейной усадьбе в Кроуборо). — Это верно?»
«Ну да, — ответила леди Конан Дойл. — Это была я».
Миссис Робертс кивнула и наклонилась к ней ближе. «Он передает: ‘Скажи Мэри…’»
Тут снова загудел орган, заглушая даму-медиума, так что расслышать, что она говорит, могли только сидящие на эстраде. Несколько минут миссис Робертс что-то говорила, а все члены семьи Конан Дойла прислушивались. Время от времени один из сыновей, подавшись вперед, добавлял что-то или переспрашивал. А леди Конан Дойл просто сидела и слушала.
До конца дней она отказывалась повторить услышанное и ограничивалась заявлением, что не
