для Латрурии. Там Мэт многое узнал, и с тех пор, сколько бы городков и деревень он ни посещал, где бы люди ни слушали его, с позволения сказать, песни, он уже не узнавал почти ничего нового. Народ был сыт, одет и обут. У страны был весьма процветающий вид, и хотя сервы и иомены с почтением кланялись проезжавшим лордам, они при этом не падали ниц, да и лорды не обращались с ними жестоко. Девушкам в деревнях не приходилось спешно отворачиваться к стене, когда по улице проходили благородные господа. Зрители, собиравшиеся послушать Мэта, правда, вздрагивали при каждом упоминании о Рае и благодати Божией, однако столь же неприятно на них действовало и упоминание о Дьяволе. Да, если и существовала на свете страна, где верили только в золотого тельца, то это Латрурия. Слишком часто народ здесь был наказуем лишь за одно упоминание Господа, а наказывали народ приспешники Зла.
Мэт снова убеждался: ведьмы и колдуны, продавшие души Дьяволу, делают это очень и очень по- разному. Да, они целиком и полностью преданы Злу, порокам, эгоизму, преданы тому, чтобы вредить по возможности другим. Разница же между могущественным колдуном и колдуном скромного пошиба заключалась в их способности ненавидеть и в количестве грехов. Как сказал Киплинг о маленьких демонах: «Они плачут о том, что слишком ничтожны и не смогли согрешить так, как им хотелось бы». Колдуны отдавались своему делу с одержимостью фанатиков, из чего бы этот фанатизм ни проистекал: из отчаяния ли, из желания ли отомстить чем-то оскорбившим их ближним, или из мысли о том, что, однажды отвернувшись от Бога, они уже ни за что не смогут к нему вернуться. И если фраза «я продал душу рок-н- роллу» означала, что человек, который так сказал, настолько предан любимой музыке, что для него нет в жизни места для чего бы то ни было, то продажа души Дьяволу означала: продающий целиком и полностью посвящает себя Злу и тому, чтобы вредить своим ближним. Чего же удивляться, что почти все в Латрурии при упоминании о колдунах непроизвольно оглядывались через плечо — даже теперь, через шесть лет после коронации короля Бонкорро, здесь царило чувство праздника, нежданного освобождения. Так, наверное, чувствуют себя детишки, выпущенные погулять в первый теплый весенний день.
Но когда погулять выпускают не детишек, а взрослых дядь и теть, они предаются этому с еще большей страстью, и кое-какие из их игр носят отнюдь не невинный характер, особенно если эти дяди и тети воспитаны безо всяких намеков на мораль и нравственность.
Мэт склонился к столу, стоявшему в общем зале трактира, и прошептал:
— Всякая девушка, на какую ни посмотри, похоже, кокетничает со всеми без зазрения совести.
Паскаль удивленно посмотрел на Мэта:
— Ну и что?
Мэт забыл, что родина Паскаля — Южный Меровенс. Стало быть, волна распущенности докатилась и туда. Мэт гадал, куда же подевались юные скромницы, которые сидели себе тихонечко да ждали, когда молодые люди обратят на них внимание. Пожалуй, они тут вымерли, и мало кто помнит о них, как о мамонтах и саблезубых тиграх. Неужели нынешние девушки настолько сомневаются в своей красоте и привлекательности, что сами обхаживают мужчин?
А судя по всему, девушки в этом кабачке в себе таки здорово сомневались.
Мэт смотрел по сторонам и размышлял. Зал был просторный, но с низким потолком. Тут стояли длинные столы, скамьи, а от печки струился дым — причем ровно столько, сколько нужно для того, чтобы посетители не чихали и не кашляли, но чтобы при этом дымок поднимался к потолочным балкам и вносил свою лепту в дело их векового закопчения. Кругом шумели и смеялись, чокались кружками с пивом и подливали себе и друг дружке из кувшинов. Пахло пивом и поджаристой свининой. Служанки хихикали, получая щипки, или с притворным возмущением обрушивались на нахалов. Ну а если мужчина оказывался ничего себе, то служанка могла потупить взор и обменяться с ним парой загадочных фраз, после чего спешила выполнять новый заказ.
— У вас, господин, руки больно грубые. Небось копаете целыми днями землю?
— Нет, милашка, это у меня мозоли оттого, что я монетки весь день пересчитываю!
— Монетки? Да они небось не ваши, а хозяйские — тут-то у тебя одни медяшки!
— Тут-то да, да в кошельке-то у меня еще есть. — И мужчина с ухмылкой ласково погладил свой кошелек. — Да ты сама подержи его, ежели охота!
Девушка склонилась, подвела ладонь под кошелек купца и взвесила его на руке.
— Богатенький, а?
Купец пожал плечами:
— Хочешь — сама проверь, когда работу закончишь.
— Ага, если не найду кого-нибудь получше тебя, а это нетрудно будет.
— Да ну? — ухмыльнулся купец. — И когда же мне поинтересоваться, нашла ты такого иль нет?
— А как луна взойдет! А пока закусывай почаще!
И служанка удалилась, кокетливо взметнув юбки, а мужчина с ухмылкой уставился на принесенные ею пирожные.
— Да ничего такого, — улыбнулся Паскаль. — А чего ты так нахмурился?
— Чего-чего... У него же обручальное кольцо на руке. Неужели он о жене и не вспоминает?
— Да что такого-то? Он недалеко от дома, и жена ни за что про него не узнает. И потом, ты что, думаешь, она так и станет верно дожидаться его, когда его так давно нет дома?
— Ну, знаешь... — надулся Мэт и вдруг почувствовал себя наивным идиотом. — Ты знаешь, я представлял что-то в этом духе.
Паскаль посмотрел на него в упор:
— Это что, в столице у королевы сейчас мода такая?
— Была бы мода, если бы королева распорядилась, — угрюмо буркнул Мэт. — А еще неплохо было бы, если бы она ввела кое-какие правила рыцарства. — Взглянув на другую парочку, Мэт добавил: — Они тут могли бы пригодиться.
За тем столиком, куда он смотрел, сидела дама в дорожном платье. Она потягивала вино и смеялась чему-то, что ей нашептывал рыцарь, склонившийся к ней и заглядывавший ей то в глаза, то за вырез платья. Другой рыцарь привалился к даме с другой стороны и тоже что-то такое шептал ей на ухо, от чего она краснела. Но вот она буквально побагровела — видно, первый рыцарь чем-то задел ее — и опустила глаза, однако не попыталась прикрыть вырез платья и не отстранилась, когда второй рыцарь, продолжая нашептывать, подсел к ней так близко, что их бедра соприкоснулись... Сел и первый рыцарь и тоже что-то проговорил. Дама сердито взглянула на второго рыцаря, затем повернулась к первому и кивнула ему так, словно приняла его. Затем она взяла его за руку, и они вместе направились к лестнице, ведущей наверх.
— Да это же просто развлечение, — сдвинул брови Паскаль. — Чего ты так побледнел-то?
— Да того, что у этих, что пошли сейчас наверх, у них у обоих обручальные кольца! И подозреваю, что они не муж и жена! — Мэт взглянул на Паскаля. — Там, откуда я родом, такой поступок считается недостойным не только рыцаря. А что касается развлечения... знаешь, мне кажется, такое развлечение требует слишком много сил.
Паскаль пожал плечами:
— Размяться полезно для тела. Да и потом не наше это дело.
— Это верно, — неохотно кивнул Мэт. Ему пришлось напомнить себе, что хоть они и близко от Меровенса, но все же не в Меровенсе.
Хотя... по средневековым понятиям, не то чтобы так уж и близко. Они планомерно продвигались внутрь Латрурии уже целую неделю и одолели не меньше ста миль. Так что не стоило лезть в чужой монастырь со своим уставом.
Тут уходившая дама обернулась и бросила в адрес оставшегося за столом рыцаря какие-то слова, из-за которых он, видимо, здорово оскорбился, поскольку вскочил и вырвал из ножен меч. Дама визгливо вскрикнула и отшатнулась, а первый рыцарь резко развернулся ко второму и тоже выхватил меч.
— Господа рыцари, не надо! — завопил трактирщик, но его крик потонул в грохоте переворачиваемых скамей и топоте ног. Посетители оттаскивали столы к стенам, высвобождая вокруг повздоривших рыцарей место.
— Они, видно, к такому готовы, — пробормотал Мэт. — Все как бы знают, что делать.
— Ага, и чего ждать. Я ставлю серебряный пенни на того, что с усами!
Мэт изумленно взглянул на Паскаля.
