— Это и есть цель, ему нравится процесс.
— У него есть призвание.
— В случае Томасси это одержимость.
— Да.
— Вы не любите Томасси, — добавила она после паузы.
— Я бы так не сказал.
— А я говорю. Вы не любите Джорджа.
— Мои пристрастия неуместны. Так уж получилось, что я не полисмен и не преступник. Я живу вне того мира, которым одержим Томасси. В моей жизни он мне не нужен. А вам?
— Вы коварный.
— В каком смысле?
— Вы подводите меня к мысли, что мне, возможно, не нравится Джордж.
— Вы хотите больше походить на Джорджа?
— Он такой энергичный.
— Энергии хватает и вам. Вам не по душе ваша работа?
— Кое-что из того, что я делаю на работе, мне нравится.
— Мог бы мистер Томасси сказать такое о своей работе?
— Нет. Он — фанатик во всем, что делает.
— У него есть призвание.
— Хорошо! А у меня нет! И, связывая себя с ним, подпитываясь его энергией, я на грани того, чтобы бросить псу под хвост свою жизнь. Я этого не хочу. Я хочу быть хозяином собственной жизни.
Мы застыли в повисшей тишине.
— Я хотела сказать, хозяйкой, — поправилась она.
— Смущаться вам незачем. Фраза «хочу быть хозяином собственной жизни» не превращает вас в лесбиянку. Это всего лишь особенность английского языка. Никакого подтекста в этой оговорке нет.
— То есть, я могу не опасаться мгновенного превращения в лесбиянку.
— Мгновенного — нет.
— Что вы под этим подразумеваете?
— Раз или два вы упомянули, что способны на разные выходки. Расскажите мне о них.
Опыт общения с Франсиной подсказал, что ответа я дождусь не скоро. Но ожидание вошло у меня в привычку.
— С самого детства у меня время от времени возникало желание что-нибудь учудить, я часто говорила то, что казалось другим диким, словно давала высказаться какой-то стороне моей натуры, что- то…
— Неконтролируемое?
— Мои мать и отец никогда не позволяли себе такого.
— Скрытность?
— Да. Постоянное внешнее спокойствие, жесткие рамки приличий. В этом особенность англосаксов.
— Вы сказали чуть раньше, что одержимость — составная часть призвания.
— Да, — согласилась она. — Мое призвание — отличаться от англосаксов. Подкалывать людей, шокировать буржуазию, трахаться с черными, вы понимаете.
— Или с турками?
— Что вы под этим подразумеваете?
— Я подразумеваю армян.
— Но они враждовали.
— С кем?
— Друг с другом.
— И что?
— Мои родители. Они не хотят знаться с людьми, которые проявляют эмоции, которые без ума от современных танцев, которые убивают, которые…
— Говорите, говорите.
— Которые насилуют. Они думают, что все национальные меньшинства, все до единого, насилуют наш мир.
— Чей мир?
— Мир моих гребаных родителей!
— Не ваш?
— Я хочу вырваться из этого мира. Послушайте, доктор Кох, существовало же человеческое общество до моих матери и отца, до меня, до американцев, ведущих свой род от англосаксов. Это временная ступень. Их время уходит.
— Вы удрали от родителей в Кембридж, вы общались с разными людьми, талантливыми, эксцентричными…
— Загадочными.
— Вы хотите быть такими, как они?
— Я хочу быть сама собой. Только…
— Да?
— Я хочу быть одержима, как Джордж.
— Призвание. Да. Что ж, думаю, на сегодня достаточно.
— О господи, как это похоже на coitus interruptus,[22] как только я что-то нащупала, вы даете полный назад.
— Да.
— Это тоже психотерапевтический прием?
Она села, повернулась ко мне. Я кивнул.
— Среди ваших коллег немного англосаксов, не так ли?
— Кое-кто встречается.
— Готова поспорить, считанные единицы. Жаль.
— Вы оставили машину неподалеку?
— В двух кварталах.
— Я сидел целый день, так что короткая прогулка мне не повредит. Я вас провожу.
Она посмотрела на меня, впервые за вечер на ее губах заиграла легкая улыбка.
— Наши рога больше не сцеплены?
Я покачал головой.
— Все равно, что выходить из кино в реальную жизнь, — на улице она повернула налево.
Я последовал за ней.
— Когда вы приехали в этот район, тут жило много испаноязычных?
— Это было очень давно. Если они тут и жили, то встречались редко. Теперь здесь правит бал lingua franka.[23]
— Lingua Hispanica,[24] — Франсина рассмеялась.
— Да.
Как быстро изменилась ситуация. До меня, полагаю, в Америку приезжали эмигранты, дети которых хотели во всем, будь то поведение или внешность, походить на англосаксов. А вот теперь Франсины рвутся из жестких рамок англосакского заповедника, прокладывают свой путь в большой мир, ищут других обитателей планеты Земля. Она становится европейкой. Ее изнасиловал словак. И мое вестсайдское мини- гетто, в котором жителей-то я да она, сжимается с каждым днем, словно засыхающая виноградина. Вокруг слышится лишь язык Торквемады. Посмотрите на троих юношей, поедающих Франсину взглядом, попыхивающих сигаретами, смеющихся. Я чувствую нарастающую панику:
— Вам нехорошо, доктор Кох?
— Все нормально, нормально.
